Моника Вуд - Один на миллион

— Это идея твоей мамы, — говорил он мальчику. — Мы сломаем эту стену, перенесем двери и будем сдавать в аренду для репетиций.

Куин улыбнулся с вожделением:

— И еще будем оказывать услуги звукозаписи.

Он намеренно говорил «мы», чтобы вовлечь мальчика, и продемонстрировал ему новую установку (какой же мальчишка не любит технику?), но тот пока не выказал ни малейшего интереса.

— Я стану студийным музыкантом, — Куин похлопал по гитаре, которая лежала у него на коленях. — Буду по вечерам сидеть дома у камелька.

Мальчик молчал, и Куин спросил:

— Ты знаешь, что значит слово «компромисс»?

Поразмыслив какое-то время, мальчик ответил:

— Не думаю, что это поможет.

Что он имел в виду — можно только гадать, и Куин предложил ему представить себе будку звукорежиссера за стеной, сценическое пространство спереди, подвесной магнитофон над головой, книгу заказов, исписанную до последней страницы, всю эту империю звуков, но у мальчика были трудности с пространственным восприятием и он вообразить эту картину не смог.

— Ничего страшного, — сказал Куин. — Скоро все это увидишь наяву. Ты послушал песни, которые я дал тебе?

— Да.

— По три раза, как я просил?

— И потом еще по семь. По десять раз, — ответил мальчик испуганно.

— Это же не экзамен. Успокойся. Что ты думаешь о них?

— В песнях очень много нот.

Невыносимая невольная мысль пробила дыру, и уже не первую, в защитном сооружении, которое Куин так старательно выстраивал: этот ребенок не может быть от него. Просто не может.

— Музыка должна вдохновлять тебя, — сказал Куин.

Внешне мальчик был копией Белль: открытое лицо, невинность щенка, готового подставить пузико. Те черты, которые не походили на Белль, напоминали Куину скрытного норного зверька и его собственного отца, который редко разговаривал, чаще изрекал.

— Хорошо, — сказал мальчик.

Казалось, он улавливал каждую враждебную мысль Куина. Как ему это удавалось? Однако же удавалось. Куин почувствовал, что загнан в угол, попал в ловушку, вынужден расплачиваться за свое пятилетнее отсутствие. Но он решил принимать все, что выпадет ему на долю — не только сейчас, вообще всегда.

«Вам, мальчикам, пора стать мужчинами, — однажды сказал его отец. — Ваша мать умерла, и с этим ничего не поделаешь».

На урок музыки мальчик облачился в скаутскую форму, и логика этого поступка превосходила дедуктивные способности Куина. Он полагал, что военная форма с погонами и прочими прибамбасами может сгодиться для чего угодно, только не для занятий музыкой. Куин вставил юниорскую гитару — дешевую подделку под «Лес Пол» — мальчику в руки и прошел с ним гамму, без всякого успеха.

— Не думай, — сказал Куин. — Просто чувствуй.

— Что чувствовать? — спросил мальчик.

«Слезами ее не вернешь. Эти вещи нужно погрузить в грузовик».

— Может, десять раз — это очень много, — предположил мальчик.

Он держал гитару, словно радиоактивный предмет. У Куина в голове не укладывалось, как это возможно, чтобы человеческое существо не любило музыку.

— Вот так, — сказал он, ставя пальцы мальчика в первую позицию гаммы. — В прошлый раз мы учили переход «первая — четвертая — пятая позиции», давай повторим. Просто чтобы вспомнить, как это звучит. Потом перейдем к другой гамме, я научу тебя — помнишь упражнение «Блюз бокс»?

Уголки губ у мальчика заметно опустились вниз.

— Вот и хорошо. Замечательно. Когда придешь в школу в понедельник, девочки выстроятся в очередь, чтобы нести твой портфель.

— У меня нет знакомых девочек.

— Появятся, если ты сыграешь блюз.

— Ты же говорил, это рок.

Куин сделал глубокий вдох, помолчал.

— На чем основан рок-н-ролл, душа и стержень всей современной музыки?

— На блюзе, — хмуро ответил мальчик.

— А как называется блюз, который лучше всех исполняет белый парень? — Куин уже завелся и старался скрыть это.

— Летняя мура [13] Имеется в виду Summertime, то есть «Летняя пора», — ария, написанная Джорджем Гершвином в 1935 году для оперы «Порги и Бесс». . Исполняет Эрик Чэпмен.

Эрик Чэпмен — так звали соседа через дорогу, который каждый день мыл свой автомобиль и сушил его листодувкой. Эрик Чэпмен однажды заявил Куину, привалившись объемной задницей к своей газонокосилке, что мужчина, у которого нет мужской работы, не имеет права заводить детей.

— Клэптон, — сказал Куин сыну в сотый раз. — Эрик Клэптон. Клэптон, Клэптон, Клэптон.

Он убрал гитару с худеньких колен мальчика и положил ее на пол.