Моника Вуд - Один на миллион

— Что она делает? — спросил он.

— Не знаю, я думала, она спит.

— Пойду к ней.

— Куин!

Он оглянулся. Она всхлипывала.

— Спасибо тебе, — сказала она и возобновила уборку, а он вышел во двор в легком недоумении, но признательный Эми за то, что избавила его от стыда, не спросив, сколько дней с мальчиком провел он сам.

Он спускался по длинному склону, который славился тем, что его трудно косить. Мальчик был слишком хилым, чтобы управляться с электрокосилкой, хотя освоил ручную газонокосилку, эта реликвия досталась им от Эрика Чэпмена, сумасшедшего соседа Белль. Сегодня газон выглядел идеально, гладкий, как биллиардный стол, чувствовалось, что тут приложил руку взрослый — Тед Ледбеттер, без сомнений, — этот непревзойденный организатор.

Белль перешла к бордюру из ромашек, окаймлявшему сборный домик для инструментов — совместный отцовско-сыновний проект, который томился месяцами в ожидании, когда же Куин придет на родительское свидание с сыном, и остался незаконченным. Сейчас домик стоял полностью собранный, выкрашенный в вялый зеленый цвет. Тед со своими сыновьями включил домик в план скаутской работы — прекрасная затея, которая обеспечила мальчикам аж по два значка, что-нибудь вроде «за столярную работу» и «за работу в команде». Белль срезала головку у цветка и наблюдала, как та падает на землю.

— Что не в порядке с цветами? — спросил Куин.

— Смотреть не могу на их счастливые физиономии. — И Белль отсекла еще одну цветочную голову.

— Хм, не хочешь же ты обезглавить их всех.

— Откуда тебе известно, чего я хочу? — сказала она, но отдала ему секатор и позволила положить на траву.

— Судебный иск — это идея твоего отца?

— Нужно же людям чем-то занять себя. Я сказала, что подпишу заявление, если это всех так осчастливит.

— Ты не обязана делать то, что говорит отец.

Мак Косгроув, в прошлом титан бизнеса, носил броги по выходным; крутой парень, с таким не поспоришь, особенно если ты его дочь.

— Такие дела могут тянуться годами, Белль.

— Мне все равно, какой вынесут приговор и сколько времени это займет. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. — Она посмотрела она него. — Как твое скаутское дежурство?

Она всегда начинала с этого вопроса, ее интересовало абсолютно все: сколько совков корма ушло, чтобы заполнить кормушки, какую ступеньку крыльца он починил — конкретно, первую или вторую.

— Она угостила меня пирогом.

— Каким?

— По вкусу похож на шоколадный, но она добавила туда томатного супа.

— Похоже, ты стал плохо слышать.

— Нет, честно. Секретный ингредиент. В первый раз она не призналась, но сегодня я припер ее к стенке. — Он помолчал. — Осталась еще пара недель.

— На этом твои отцовские обязанности официально закончатся.

Она не взглянула на него посмотреть, как ее слова будут восприняты. Вместо этого она, прищурившись, глянула на небо и спросила:

— Что-нибудь еще можешь рассказать?

— Я говорил тебе, что она выписывает три газеты?

— Какие?

— Тебя интересуют конкретные названия?

— Вот именно. Конкретные названия.

— Press Herald. Times. Globe.

Она три раза дернула головой — три быстрых кивка. Считает, догадался он.

Вид у нее был безумно неряшливый: в пижаме, вспотевшая, с опухшими от сна глазами и сбившимися набок волосами.

— Она не отстает от жизни, вот что я хочу сказать. Она в отличной форме, просто невероятно.

— Спорим, в лучшей, чем ты, — на ее лице мелькнула тень прежней улыбки.

— Да уж.

Белль погладила оставшиеся цветы, взъерошила лепестки, словно просила прощения. Он ждал, когда она наконец посмотрит на него.

— Я ничего не знал про лекарства, — сказал Куин со стыдом.

— Не надо осуждать меня задним числом, — сказала она. — Я и сама с этим прекрасно справляюсь.

— Я не осуждаю тебя, Белль. — Он беспомощно посмотрел на нее. — Ты была прекрасной матерью.

— Он тоже так думал. Написал об этом. — Она закрыла глаза. — Куин, скажи мне. Ты когда-нибудь проверялся на синдром Романо — Уорда?

— Нет.

— Потому что если ты проверялся…

— Я не проверялся.

— Потому что боишься, что у тебя его найдут?

Он помолчал, потом ответил:

— Потому что боюсь, что у меня его не найдут.

Он смотрел, как до нее доходит смысл его слов.

— Помнишь, как я одолжила машину у отца и въехала задом в дом? Он до сих пор думает, что это ты.

Он рассмеялся, несмотря ни на что.

— Переживу. Я ему никогда не нравился.

Она села на траву, он опустился рядом с ней на колени.