Моника Вуд - Один на миллион

— Если только причина в вас, — сказала она. — А если в его матери?

— Давайте лучше считать, что во мне. У матери и без того тяжело на сердце. — Он похлопал по колоде. — Я вам заплатил сполна.

— Да, верно.

Она взяла колоду и начала тасовать ее, перебрасывая карты из одной руки в другую. Ее пальцы, несмотря на старческую узловатость, двигались ритмично. Она явно поддерживает форму тренировками.

— Он у вас один? — спросила она.

— Да, один, — ответил Куин, наблюдая за скольжением карт.

Мальчик тоже сидел здесь, наблюдал за этими же манипуляциями. Его сын в преддверии волшебства.

Она раскинула колоду веером.

— Выберите карту.

Он вынул королеву треф, вернул ее в колоду и подождал, пока она перетасует карты. Достав из колоды его карту, она перевернула ее.

— Эта?

Куин кивнул, удивленный.

— Я едва не ошиблась. Сегодня я не в своей тарелке.

— А теперь заставьте что-нибудь исчезнуть, — попросил Куин, вынимая из бумажника еще пять долларов.

Ее брови — точнее, складки, где некогда находились брови, — приподнялись. Она спрятала деньги и подождала. Воздух между ними замер в предвкушении. Вдруг она так быстро, что Куин даже не был уверен, видел ли он это, схватила газетную вырезку со стола и сжала ее в своем веснушчатом кулаке, а когда разжала кулак, то там оказалось пусто, пустая ладонь с рисунком, который на ней выгравировало время за сотню лет.

— Где она? — спросил Куин.

— Вы заплатили за магию. Вы получили магию.

От того, что она не сочувствовала ему — по сути, злилась на него, — он немного приободрился.

Он протянул ей еще пять долларов.

— Что еще вы умеете?

— Дети благодарны за то, что им дают. А взрослым вечно мало, — сказала она и добавила: — Мы с вашим мальчиком были друзьями.

— Мне следовало сразу все вам сказать.

Она откинулась назад и сложила большие руки на столе.

— А я уж подумала, что ваш мальчик оказался таким же, как все. Бездельником, на которого нельзя положиться.

Казалось, ее губы задрожали, хотя трудно было распознать это под штриховкой морщин.

— Его безупречная репутация оказалась запятнана без малейшей его вины. Я переживаю из-за этого. Почему же командир скаутов мне не позвонил? Мой телефон исправен. У нас с мальчиком были планы.

Куину стало жарко, словно на него направили лампу, как в полицейском участке. Он огляделся вокруг, отыскивая признаки какого-то незаконченного дела.

— Какие планы?

— Теперь это вряд ли имеет значение.

Он отметил, что выражение ее лица меняется.

— Он был хорошим мальчиком, и мне ужасно жаль, — сказала она. — Это невыносимо, пережить своих детей.

— Вам это довелось?

— Фрэнки погиб на войне, — сказала она. — Рэндалл умер от рака. Он так и не угомонился — менял женщин, а женой не обзавелся — хотя адвокатом был прекрасным. На его похоронах люди говорили много хорошего.

— Сочувствую.

— Можно сказать, это дом Рэндалла. — Она взглянула на Куина. — Как вы думаете, есть ли что-нибудь хуже, чем унаследовать деньги своих детей?

— Вряд ли. Я вас понимаю.

— Тогда у меня почти не было средств, а впереди маячила сомнительная благодать одинокой старости, — говоря это, она перегнулась через стол.

— Вы не должны ничего объяснять.

— Рэндаллу был шестьдесят один год. Немного прожил. Но и не мало. — Она помолчала. — Фрэнки — вот по кому я скучаю.

Прошла минута.

— Его матери приходилось напоминать мне о свиданиях с сыном, — проговорил Куин. — И все равно я их пропускал. Я плохо знал его. Вот что правда.

Мисс Виткус сунула руку Куину под куртку, в теплое нутро. Он почувствовал прикосновение ее руки к груди, словно птица на миг присела и вспорхнула, она вынула руку — и некролог материализовался у нее на ладони вместе с завернутой в него пятидолларовой бумажкой. Она молча протянула их Куину. Словно откуда-то издалека прилетела к нему острая жалость к мальчику, который не видел этого фокуса. То, что Куин сумел почувствовать что-то, кроме стыда за себя, само по себе походило на чудо.

— Почему вы пропускали свидания? — спросила она. В ее голосе слышалось любопытство.

Он сдался, уступив ее возрасту, выразительному взгляду, повелительной манере.

— Я не понимал, что у него в голове, — признался он. Горе подступило откуда-то из глубины и обрушилось на него. Глаза у нее по-прежнему молодые. — Я не понимал, как вести себя с ним.

Она выслушала его без осуждения, как показалось Куину, и сказала:

— Мы с Рэндаллом так и не нашли общий язык. Он был хороший мальчик, но не было у нас с ним ничего общего. Такой независимый, честолюбивый, с самого детства. Я никогда не чувствовала, что он по-настоящему нуждается во мне.