Виктор Брусницин - Мой милый Фантомас (сборник)

И впрямь, незабываемые вещества примазались в период. Как-то поутру — ночевали на базе — Егора потащило. Спелый, рваный туман, родная, точная свежесть. Прорывающаяся сквозь мертвую пелену зеркальная сталь озера с контурными лужами аккуратной как в стиральной доске ряби. Истуканы рыбаков в длинных провалившихся лодках. Обширная, замызганная полоска пляжа и основательно загулявшая, квелая уже кучка молодых подле потухшего костра с рассыпающимся над головешками дымом. Девица, вперившаяся в диво и без энтузиазма помахавшая, парни глядящие чужо. Живите счастливо, нежно глядел Егор. Там, далеко за озером и близко, нагромождался город тупыми и бесцветными глыбами заводов, крикливо торчащими высотками, и затем валялся озаренный светом противопоставленного солнца решительный горизонт. Как огромно было покоряемое пространство, каким непереносимым чувством отдельности и совокупности наделяло чудо этой обжитой тишины.

А, скажем, Логиновский аэродром. Поля неохватные, начиненные редкими колками. Нечастые стелющиеся березы с причудливыми буграми крон, контрастные, тенистые и опрятно цветастые промежутки. Каряя унылая дорога за окоем глаза, удаляющаяся по полю безразличному и все одно пьяная… Рожь местами придавит ветром, будто воронка чудится, и бегут широченные и мокрые ветровые пятна, правишь вдогонку и удается иной раз. Плешины укоряют глаз цветущим невзрачно плевелом, но в дело. Речушка с черными берегами вихляется — тощая, милая, сдобренная бирюзой неба, а рвет пополам могучий пласт. И неуемный свет, безобидный, счастливо отраженный золотом. Балуешься, могучий, качая аппарат — ну хищник, Икар, итит твою. Так широко, так вольготно — до слезы. Не той обязательной, что от ветра (со временем слезы унялись) — до соленой…

Кстати взять, здесь же на Логиновском пару раз с парашютом прыгнул — не понравилось.

Как-то — занимался еще интенсивно — прикатили с Мариной на Шарташ, на шестерке (брат спроворил Егору выгодную машинешку). Парень с размаху хлопал о протянутые ладони встречных летунов. Было особенно в настроение, на предложение угоститься Егор с ехидцей кинул глаз на Марину, которая постно стояла за плечом, и окунул протянутую пайку. Крякнув, спошлил:

— Как ловко я первый накатил. Ты, Маринка, за рулем.

И верно, погодка удалась. Облака в перманенте, пустой ледок и полинялое небо в нем крепко добавляли простора. Слонялся сдержанный ветерок. «Вест состоялся зюйдовым», — верещал Мамоня, тыча вверх обслюнявленный палец. Егор смеялся, указывая в пояснение Марине на реющий порциями, редко и уныло хлопающий полосатый флюгер-сачок. Громко и с подъемом препирались, настраивая аппарат. Напарник спроворил фешенебельный комбинезон и поминутно вжикал молниями — был прост и надежен. Подсуетился Дима Вежин, сначала спросил автол, затем гаечный ключ, еще один парень пылил анекдотами, маячил перед Мариной — не докучали. Девушка ожила, бездельно сутулилась и попрыгивала на всякий случай. Кончилось добавкой.

Марину покатать порывался Егор, но Мамоня не пустил: «Ты совсем что ли? Комбинашку проверить кто должен?» Марину долго одевали, нахлобучили под космонавта — хохотали. Егор, не дождавшись акции, наметился в комок за бутылкой, однако купил две. Расчленили быстро и Дима Вежин, он обитал в соседствующем поселке Изоплит, наладился зазывать в гости — Егора уважали как стоматолога, певца и, наверное, знакомого Марины (ведали о ее родстве).

Девица спустилась счастливая и замерзшая, Мамоня клял комбинезон, им пришлось выпить и в гости получалось само собой. Машину заперли на базе и, хохоча и разъезжаясь ногами, брели по рыхлым колеям от большегрузов. Набившийся в короткие сапоги снег не обижал и Егор не жалел о происходящем.

Дима существовал в просторной деревянной избе, унылой изнутри. Серая, категорически крестьянская матушка в шали с катышками, солидарный папаша, мигающий крепко и редко, гиблый антураж и запах не цивилизации. Родовито постная сестра с мужем, на удивление годящим гражданином юркого зрака и каленого голоса. Собственно, и Дима не укладывался. Порадовало отхожее место во дворе с картинками агрессивно эротического свойства — свежего теса. Именно зять руководил мероприятием, впрочем, виновником получилась жена именинница.

— Между первой и второй… третья, ( площадная добавка )! — гремел Петя, с удовольствием наливая. — А я вам скажу, время любезное. Вот так за кадык его берешь (показывал, сжимая левый кулак, катался мускул) и… туш и те свет.