Виктор Брусницин - Мой милый Фантомас (сборник)

Неделей позже — таскались в казино через день-два — Егор имел в плюсе около пятнадцати тысяч, еще через неделю небольшой минус. Пару раз ходили вдвоем с Сарой — Джек уехал по делам.

Один пошел в заведение по погоде. День удался облезлый: небеса запахнулись, стоял унылый, слабый дождь, вечный бриз затянул предместье запахом водорослей и рыбы. Окна плыли, монотонно шептало и постоянно хотелось жевать. Егор долго препирался с Интернетом и в итоге зарулил к Карине. Он посещал «ристоранте» ежедневно под предлогом прочтения итальянской газеты под чашку кофе — действительно, это отлично практиковало — ну и просто для бесед… Виды. Женское тараторство необыкновенной скорости и вспыльчивое карканье мужчин — все это чудесно жестикулировало и бросало в испуг и восторг. Жующий пустоту проваленным ртом слезливый завсегдатай, старый рыбак, что сидел опираясь двумя руками на витиеватую палочку и пристально смотрел на Егора — пейзаж. Катарина, имевшая осиную талию и изумительно виляющая бедрами, таким образом посредством Софи Лорен позволяя добираться до детства. Молвил на большую, иногда чрезмерную улыбку девушки (зубы она построила так и без участия Егора):

— А что мне винище, притащи-ка, родная, водочки.

Карина пякнула карандашом по плечу Егора и грамотно развернулась, взвив короткую юбку. Вскоре присоседился близкий друг Карины, Уго (Егор уже набрался языка, разговаривалось бойко). Отец парня был завзятым коммунистом, отсюда он (жуткий патриот Генуи, «рагаццо генуэзэ») тараторил какие-то коверканные идеи, что складывалось обоюдно хорошо, ибо Егор затруднялся отвечать и совсем не требовал этого Уго.

Выложив программу, рагаццо отчалил, пришлось заказать фокаччи, лепешку с сыром (Карина обладала изумительным рецептом). Аппетитно обжигаясь, сожрал, но умерил хмелек, кинуло заказать еще влажного. Где-то здесь мелькнуло: а казино-то нынче именно в песню. Тут же однако затосковал по дому, захотелось посидеть с Настькой, — тоска увеличилась, потому что дочь значительно подросла, стала ершистой, с характеристикой — дико захотелось ее маленькую, пожулькать, поласкать. Вспомнилось.

Года что ли два назад Настя ухудшила успеваемость, маячило окончание школы и происходила нужда взяться за девочку. Егор вызвался, регулярно приходил, занимались. Однажды Настя упорно не подстраивалась дидактике, случилась ершистая, угрюмая. Егор пополз на высокие тона. Дочь была невменяема — пап а окончательно ушел в крик, в груди билось нечто смахивающее на бешенство. В результате на какие-то безобразные слова девочки гражданин со свистом выдавил сквозь стиснутые негодованием губы: «Ты что же, дрянь такая — совсем границы потеряла!» — грубо, больно схватил ее за волосы, мотнул голову. Отпустил. И… (Запечатлелось великолепно.) Настя распрямилась, Егора проколол насыщенный злобой взгляд. Тут же последовал удивительно четкий удар плотно сжатым кулаком в нос. Егор от неожиданности и боли отпрянул. Схватил дочь, наклонил и сильно лупанул кулаком по спине.

— Ненавижу!! — раздался чрезвычайно искренний крик, Настя бросилась в маленькую комнату и заперла дверь.

Егор очумел от исступления и душевной корчи. Рыдания дочери истязали. Ненастойчиво колотился в дверь, царапал грудь, метался. «Ну Настенька, извини!..» Наконец, малая открыла, очевидно, выходка саму ее испугала. Сидели на диване, Егор обнимал девочку, она вжималась в его грудь, долго еще сотрясаясь телом. Оба были ошеломлены.

Улыбка раздавила губы.

Двинулся в обитель. Харчевня Карины находилась неподалеку от дома и чтоб промокнуть пришлось потоптаться. Однако впрямь, кислые облака, шипение машин, блестящие тайной окна, отличная архитектура и недалекий залив Парадизо в тонкой кисее, изящный хмель погружали в печаль. Вилла расположилась на склоне и в кайму излучистого шоссе рылись стеклянные ручьи. На загибах трассы они тонким слоем пересекали узкие пешеходные пути, и Егор смачно шлепал по равномерной жидкости. Газоны поместий за низкими прозрачными ограждениями набухли, сочились, все было умыто и осквернено, акации, не как следует заслонявшие породистые особняки, шуршали. Наглых обычаев собака, не стесняясь дождя, высоко подняв голову и сурово лупая глазами, заворчала на Егора, впрочем, тронулась, понурившись, следом. Состояние вещей безукоризненно говорило о том, что день непрост.

Ввечеру принял душ, зачем-то тщательно выбирал нижнее белье, придирчиво оделся. Брился и правил виски. Накатил виски: он уже знал, что тут не спорт — трезвый расчет не главенствует. Собственно, Сара — она часто выигрывала. Правда, и пила всегда — неизвестно, как держала бы себя трезвой. (Имела манеру, между прочим, презрительно улыбнувшись, тонко пуская дым и высоко держа сигарету в правой руке, сказать: «Я всегда делаю ставку левой».)