Джой Уильямс - Подменыш [litres]

– Тебя поймают, – сказал ей Уокер. – Я тебя поймал.

Перл стояла, не шелохнувшись. У нее раскалился позвоночник, грозя прожечь платье. Казалось, к нему поднесли спичку. Перл стояла, не шелохнувшись, но чувствовала, как ее голова дико вертится. Один раз она видела по телевизору без звука, как бейсболист словил головой мячик. Его несчастная голова безумно заплясала во всех мыслимых направлениях. Казалось, он рьяно что-то утверждал, стараясь на пределе сил. Его голова наверстывала наперед годы неподвижности.

Перл медленно поднесла руку к голове. Она была на месте. Страх, охвативший ее, никак не был связан с возможным арестом за воровство в магазине. Арест вызвал бы у нее лишь смущение. Она бы почувствовала себя дурой. У нее бы взяли отпечатки пальцев; посадили бы в клетку и дали сэндвич, а потом сообщили бы Джину, и он пришел бы и забрал ее, и тоже был бы ужасно смущен. Он бы заплатил какие-то деньги, чтобы вытащить ее. Они бы вместе сели в машину и поехали домой. Он бы хлопал ее по руке. И никогда бы не стал вспоминать об этом случае.

Это не имело никакого отношения к тревоге, охватившей Перл от голоса Уокера. Возможный арест вытекал из правил беззубого и банального мира, из которого она только что выпала. Но то, что она испытывала, – страх, чувство потери себя рядом с этим мужчиной – было безымянным и всеохватным.

Она повернулась к нему. Волосы и глаза у него были темными. Кожа – восхитительно гладкой. Он положил обе ладони ей на плечо. Он был крупным мужчиной. Даже его волосы казались увесистыми. Она понимала, что он не будет ее арестовывать. Его власть не имела никакого отношения к закону. Его руки у нее на плече были руками охотника, усмирявшими ее. Она ощутила себя распластанной, распростертой, ужасно беззащитной.

– Ну, идем, – сказал он. – Идем со мной.

Она почувствовала, словно он ее опустошает, прямо там, не сходя с места, поглощает ее по кусочкам, нивелируя их, закрывает дверцы ее разума, отрезая пути к отступлению. Хлопнула дверь – это вышел Иисус. Двери у нее в уме все хлопали и хлопали. Ей не хотелось вмешиваться. Окна закрывались. У нее на сердце были сумерки. Она была ничем, среди поля, через ее сердце бегали дети. Она была ничем, нигде, рядом с ним. В голову ей закралась странная мысль. Когда-то было четверо животных, державших в небе мир. Потом одно из них убили. Это невозможно было искупить. Это невозможно было возместить. Перл почувствовала такое одиночество и грусть. Это животное умерло. Ничто уже не будет в порядке. Перл никогда еще не чувствовала такого одиночества, ей было неведомо подобное томление.

Она положила краденую сумку на пол. А потом пошла за этим мужчиной, то есть за Уокером. Они прошли через торговый центр и вышли на улицу. Сели в его машину, выехали из города. Пока они ехали, он вежливо ее расспрашивал: о прошлом, о ее связях и привязанностях. Она отвечала, она понимала. Она слышала свой голос, дававший ответы, словно заворачивая ее жизнь для него. Эта жизнь имела начало и конец. Он внимательно слушал. Так они – она отвечала, он слушал – перемололи ее жизнь. Это было их первое общее дело.

Он подъехал к мотелю на шоссе, одному из многочисленной популярной сети. Она, конечно, понимала, что за этим последует, и чувствовала, что это каким-то образом пойдет ей на пользу, такое присвоение, познание. Вот так все это начинается. Это было чисто женским, унаследованным из далекого прошлого, беспомощным пониманием. Раной, открывавшейся снова и снова. Раной неизменно не смертельной. Ей стало лучше. Ничего такого в этом не было, даже с этим человеком. Она не чувствовала себя потерянной, как и найденной. Она не совершала ничего совсем уж ненормального. Она была в мотеле с хорошей репутацией. Там будут дети в бассейне, с пенопластовыми пузырями на спинах. Будет бумажная прокладка на стульчаке, чтобы было видно, что его чистили. Будет прочный поручень на стене душевой. Никакой опасности не будет.

Перл вошла в холл с Уокером, и он записал их.

– Что скажешь? – спросил он, заполняя бланк. – Томас. Мистер и миссис Уокер Томас.

– Я не знаю, – сказала она.

Она ничего не знала о выпивке. Она ничего не пила после того раза, с рыжим мальчишкой в купальне.

Уокер мягко коснулся ее щеки. Его прикосновение было нежным, беспощадным, и она снова ощутила дрожь небытия, истребление света. Она не хотела нести ответственность за поддержание света в себе. Она легонько прильнула к нему и снова выпрямилась.

Он вывел ее из холла в соседний бар. Там была только барменша и одна упитанная пара, пившая колу.