Нина Стиббе - Человек у руля [litres]

– Прости меня, – сказала я.

– Тебе не за что просить прощения, Лиззи, – сказала мама и погладила меня по голове.

А затем, поскольку я снова стала нормальной, пришел черед моей сестры плохо себя вести, и она бродила по улице, и неодобрительно встречала любую мамину реплику, и брала деньги из ее кошелька, и так далее, но, к счастью, это продолжалось всего один день. А потом, когда и она преодолела свою недоброту, мы втроем взяли большой пакет арахиса и все обговорили.

Хотя мама выглядела как героиня фильма ужасов, она казалась вполне спокойной и разумной.

– Ну, я совершенно все испортила. Я была так глупа и слепа… а теперь нам нужно подумать о будущем.

Только в этот момент, и не раньше, мне пришло в голову, что она сейчас скажет: «Мне очень жаль, но придется отдать вас на попечение государства». Сестру словно гром поразил, я поняла, что и она подумала о том же самом.

Но нет, мама беспокоилась о пони.

– Мы не можем содержать четырех пони, – сказала мама, – у нас нет денег.

Сестра закрыла лицо руками, но, как бы грустно ей ни было в тот момент, я поняла, что все будет хорошо. У нас нет денег. Это все. Это же обычное – ни у кого нет денег. В этом-то и весь смысл, правда? У нас были деньги, тогда как ни у кого их не было. А теперь мы будем как все. Или даже станем беднее всех. При этой мысли у меня с души словно камень свалился.

Сестра хотела узнать, не может ли мама написать на Чарли заявление в полицию. Мама сказала, что Чарли не совершил никакого преступления с точки зрения закона, только преступление сердца, а сердце для закона неважно, если речь не идет об убийстве.

– Я могла бы убить его , – сказала сестра.

Мы сделали перерыв на чай, а потом перешли к более практическим вещам, и мама сказала, что она очень постарается все разрешить, а сестра спросила, не может ли папа нам помочь.

– Нет, он не может помочь, – сказала мама, а потом она уже совсем не могла говорить, ей просто хотелось напиться и пойти спать.

– Почему бы тебе не написать пьесу? – предложила сестра.

– Мне нужно подумать о том, как подготовить дом к продаже, – сказала мама. – Завтра я позвоню мистеру Ломаксу и попрошу его починить перила.

Мы с сестрой вышли из комнаты.

– Она знает о Ломаксе? – спросила я.

– Нет, я ей не сказала, – ответила сестра.

– Может, скажем? – спросила я.

– Нет. Пусть она позовет его починить перила, – сказала хитроумная сестра, – и посмотрим, что будет.

Мистер Ломакс пришел и починил перила. Он появился на следующий день и прекрасно выполнил свою работу, а потом кое-что еще подремонтировал, когда же мама попросила его прислать счет, он сказал, чтобы она не беспокоилась, можно оплатить как-нибудь в другой раз.

Когда он ушел, мы принялись с восхищением рассматривать, как он отремонтировал перила, и как мастерски вправил вмятины на паркете, и как славно подновил шиферную плитку.

– Какой славный, – сказала мама и, почувствовав, что человечество не совсем безнадежно, пошла писать пьесу.

Тем же вечером нам выпало несчастье ее разыграть. Это было самое сложное драматическое произведение, за которое мы когда-либо брались, и оно нас совершенно вымотало. Сестра настояла на том, чтобы играть саму себя (потому что она повела себя как настоящая героиня и сэкономила нам пару сотен фунтов, если не больше), а поскольку мама играла Чарли, им пришлось разыграть сцену жестокой драки, в результате которой Чарли умирает от ушиба мозга. Они целую вечность репетировали финальный удар ногой, потому что у сестры никак не получалось задрать ногу так, чтобы угодить ему в «седеющий висок», и в конце концов пришлось заменить удар ногой на удар кулаком. Кроме того, мама постоянно меняла предсмертную реплику Чарли с «Прости меня, Элизабет» на «Я по-настоящему люблю тебя, просто я негодяй».

Я играла маму (как обычно) и, клянусь, впервые четко увидела всю гнусность ситуации, хотя и была ее непосредственным участником. Вот какие блестящие пьесы писала мама.

Через какое-то время после драки с Чарли мистер Гаммо расчищал сад, пострадавший от порывов ветра, и мама вышла, чтобы позвать его на чашечку кофе, и он ответил, как обычно:

– Нет, спасибо, миссис Ви, мне хватает моей фляжки.

Мама все равно вынесла чашку и сказала мистеру Гаммо, что ей придется отпустить его. Он был вынужден сесть на скамеечку, и он, похоже, заморгал, пытаясь сдержать слезы. Мама объяснила, что не властна что-либо изменить, денег и так в обрез, а будет еще меньше. До мистера Гаммо, конечно же, донеслись слухи. Слухи о маме, которые до него доносились, всегда касались только финансового положения, а не секса, как мы предполагали.