Луис Урреа - Дом падших ангелов

Тощий старикан-матрос полоснул его ножом по груди, за что огреб багром по морде и свалился за борт прямиком к пятнам мазута и дохлой рыбе. Ангел наблюдал, как старик карабкается по металлической лесенке на причал, как, пошатываясь и спотыкаясь, ковыляет и исчезает в ночи. А кровь сочилась из раны. Капли шлепались у его ног. Ангел никогда не рассказывал об этом, но запомнил момент. Хранил его в душе.

Он замотал грудь тряпьем, перевязал сверху, и лицо его горело от лихорадки, и колотил озноб, будто вокруг выпал снег, но он так никому ничего и не сказал. Стащил ром из камбуза, полил огненной влагой сочащуюся гноем рану. Он кусал губы, орал и сучил ногами.

Дни проходили в страхе и тревоге, он ждал то кары Господней, то нападения товарищей-моряков, – но и то и другое миновало его. Ангел заподозрил, что вообще вся его жизнь – отражение неприязни Бога к нему лично. Свой мизерный заработок он складывал в жестянку из-под кофе, которую хранил за кухонной раковиной, а еще отыскал кубышку Чентебента с засаленными песо – бюджет предстоящей рыболовной экспедиции, – запертую в ящике стола в рубке. Чентебент начал брать с него деньги за фасоль и тортильи.

Ангел предпочитал ходить голодным. Ел только то, что удавалось найти на судне, вплоть до сырых сардин. И экономил каждый сентаво. Те вечера, когда он мог поесть, и желудок сводило, и внутри все бурлило и рычало, и Перла была так далеко, и он боялся, что мама, брат и сестра голодают и брошены без помощи там, за морем, – те вечера были страшнее всего.

Когда Чентебент заявился в очередной раз, Ангел был наготове. Пират поднялся на борт и уже расстегнул свои вонючие штаны, и тут Ангел, зажмурившись, взмахнул багром. Вслепую, наотмашь. Он не думал, что попадет Чентебенту по голове. Отвратительный хруст, когда дубина ударилась о череп. Испуганный хрип, и сразу же запах дерьма. Резкая боль в поврежденной руке – он ударил слишком крупного противника. И всплеск.

Когда Ангел открыл все же глаза – потому что он зажмурился на миг в надежде, что того, что он сейчас совершил, на самом деле не случилось, – крупный противник тонул в грязной воде порта и спущенные штаны болтались вокруг его колен.

Ангел подождал, не всплывет ли он на поверхность. Не всплыл.

Остаток ночи прошел в панике. Для него до сих пор все как в тумане. Он ведь был совсем еще мальчишка, в ужасе от того, что натворил, конечно, но еще больше боялся, что влип. В голове пульсировали тысячи вариантов вранья. А вдобавок где-то в глубине души он опасался, что пират мог выбраться на пирс по соседству и донести на него. Он метался туда-сюда, но с борта El Guatabampo никак не открывался магический портал в прекрасный новый мир, где все опять будет замечательно.

Кофейная жестянка с песо перекочевала в его mochila [178] Рюкзак (исп.). с двумя парами запасных штанов, бельем, носками и тремя рубахами. Рыболовецкие деньги из рубки он тоже прихватил. Канистры с топливом нелегко было поднять, но паника придала сил. Ничего лучшего он не смог придумать: изобразить несчастный случай. Представил, как его допрашивает полиция – возможно, собственный отец. Нет, нет! Он был пьян. Вытолкал меня с судна и велел не возвращаться. Я получил расчет и купил билет на автобус. Я не знаю, что случилось после моего отъезда. Я ничего не видел. Я просто поехал к отцу.

Мама Америка все же сообщила ему в коротком письме, что отец уехал на север. И что, возможно, она с детьми тоже последует за ним. Ангел намерен был посчитаться с отцом за то, что тот бросил семью, даже если это станет его последним поступком.

Итак, он сел в автобус, идущий на север. Экспресс до Тихуаны. Двадцать семь часов сидя, в бензиновой вони. Он не мог уснуть. Вспоминал оранжевые всполохи пламени, видные из окна автобуса, отъезжавшего в ночь.

Шел 1965-й, и Ангелу казалось, что он живет на свете целую сотню лет.

Десятилетиями он рассказывал матери, что просто сбежал. Что понятия не имеет, что случилось с El Guatabampo и с Дядей Ченте. Он так много раз повторял это, что почти убедил самого себя: он был сыт по горло тяжелой работой и побоями, накопил денег и сел в автобус. Возможно, Чентебент, узнав о его бегстве, напился с горя и по пьянке устроил пожар на судне.

Он думал, что все кончено. Но чувство вины и ложь пламенем горели в его душе всю жизнь.

Старший Ангел стоял в полумраке гостиной, покачиваясь под обрушившимися на него историями из прошлого, под тем, что он помнил и что постиг. А может, под тем, что лишь воображал. Он больше не отличал одно от другого. Истории врывались сквозь открытое окно, как порыв ветра, и вились вокруг. Невидимый смерч едва не отрывал его от земли. Воспоминания являлись по своей собственной воле, перескакивали через годы, отметая целые десятилетия. Старший Ангел оказался внутри временнóй бури. Он смотрел в прошлое, будто фильм в кинотеатре «Клоповник».