Елена Чумакова - Гроздь рябиновых ягод

Настя с болью заметила поседевшие виски, усталые морщинки на осунувшемся лице, ссутулившиеся плечи брата. Он взглянул на вошедших и выронил карандаш из рук.

– Настя! Живая, здоровая!

Полчаса спустя, когда первая суматоха вокруг гостей улеглась, Настя сидела за наспех накрытым столом в окружении родных и чувствовала себя почти счастливой. Наконец-то не одна, наконец-то близкие рядом. Как ей не хватало их тепла и заботы! Она отвечала на расспросы, рассказывала о своих бедах, расспрашивала сама.

После конфискации отцовской лавки и спешного отъезда отца Паня остался без заработка. Он к тому времени закончил бухгалтерские курсы, да и опыт кое-какой имелся, в лавке отца он вёл всю бухгалтерию, но найти другую работу в небольшом райцентре никак не удавалось. Хозяева дома, в котором Паня с Валентиной и маленьким сынишкой снимали комнату, прознав о его трудностях, тут же потребовали плату вперёд за полгода. Небольшие деньги, скопленные на свое будущее жильё, быстро таяли. А в семье ожидалось пополнение, Валентина ходила на сносях. Паня решился уехать в поисках работы в Вятку. Устроился сначала счетоводом, а потом и бухгалтером на завод. Вскорости ему дали эти две комнатки в коммуналке и он смог перевезти свою семью. Каким это было счастьем! Они почувствовали, наконец, твёрдую землю под ногами, больше не надо было мыкаться по чужим углам, переживать о куске хлеба на завтра. Вслед за первой дочкой родилась вторая. Дети немного подросли, и Валентина тоже пошла работать на завод, зажили не хуже других.

Дети сидели за столом вместе со взрослыми. Первенца, Николая, Настя помнила четырёхлетним карапузом, он был старше её Ниночки на два года. Теперь перед ней сидел двенадцатилетний подросток. От матери он унаследовал тонкие, правильные черты лица, от отца спокойный, сдержанный нрав. Невольно любуясь племянником, Настя с беспокойством подумала, что такая красота юноше ни к чему, одни проблемы от неё. Племянницы, две стрекозы Галя и Зоя, больше походили на отца, а младшая так и вовсе чем-то на неё, на Настю, похожа.

За разговором, расспросами не заметили, как наступила ночь. Благо, завтра воскресенье. Насте постелили на диване, Серёжа устроился на полу в детской. Настя никак не могла уснуть на неудобном диване, простынка под ней то и дело сбивалась, скользкая клеенка холодила кожу. И вновь неясная тревога не давала покоя.

Ясным, морозным утром братья отправились провожать Настю на вокзал. Коля увязался с ними, уж очень хотелось парнишке, если не самому поехать в путешествие по железной дороге, то хоть посидеть минуточку в вагоне, вдохнуть воздух дальних странствий, послушать тревожащие, зовущие гудки паровозов. Вокзал оказался недалеко. К облегчению Насти, побаивавшейся городских автобусов, трамваев, дошли туда пешком по весело поскрипывающему под ногами снежку.

– Ты вот что, сестрёнка, не обижайся на нас, – помявшись, сказал Паня, когда билет был куплен и пришло время прощаться.

– Мы понимаем, что ты надеялась вернуться домой. Но дома у нас больше нет, а нам приютить тебя с детьми негде, сама видела, как живём. Удалось тебе найти приют в детском доме – держись за него, а там, может, что изменится. Мы тебе ничем помочь не можем, разве что немного деньгами. Уж сколь можем. Вот, возьми племяшкам на гостинцы, или, может, одёжку тёплую им купишь, – Паня протянул Насте тоненький свёрточек.

Настя отнекиваться не стала, от братьев помощь принять не зазорно.

– Ты больше не пропадай, Настёна. Пиши, адреса наши теперь знаешь, – Серёжа обнял, поцеловал её на прощанье.

В вагоне было немноголюдно, зима всё же. Настя устроилась на жесткой полке у окна. Однообразное мельканье телеграфных столбов и голых ветвей на фоне бескрайних снегов навевало невесёлые мысли о том, что нескоро она теперь увидит свою родню, о своих несбывшихся надеждах обрести кров. Под мерный перестук колёс не заметила, как уснула. Благо, из вещей с собой была только холщовая сумка с гостинцами, наскоро собранная Валентиной, её Настя даже во сне не выпускала из рук. Настя проспала почти всю дорогу, сказались волнения и бессонные ночи. Когда проснулась, за окном темнело, на тонувших в снегу полустанках зажигались огоньки.

В Кизнер поезд прибыл вечером. На промёрзшем перроне ветер кружил позёмку. После тёплого вагона Настя быстро замёрзла. Пройдя здание вокзальчика, вышла на ту самую площадь, с которой начались её мытарства в Кизнере. Чуть ли не бегом она поспешила к детскому дому. Вот ещё два квартала, потом поворот, и она увидит приветливые огоньки детского дома, нырнёт в его спасительное тепло, обнимет соскучившихся детишек, а потом будет в столовой пить горячий чай с баранками в компании Петровны.