Итальянец - Матрица Справедливости [СИ]

Сара оторвалась от книги и протерла глаза. Организм уже запутался в часовых поясах. Засыпая накануне вечером — меньше трех часов назад — она забыла закрыть шторку, и рассветные лучи разбудили ее. Вид из окна не изменился, как будто самолет висел над Северной Атлантикой, не двигаясь с места. Казалось даже, солнце взошло там же, где садилось накануне. Сара безуспешно попыталась заснуть снова.

Около месяца назад в Риме умер раввин Ицхак Леви. Ее пятиюродный дедушка — последний из итальянской ветви ее семьи. Она не знала покойного и не полетела на похороны, но на днях позвонил итальянский адвокат и сообщил, что Ицхак оставил ей, как единственному раввину в семье, свою библиотеку огромной культурной ценности. Вывоз библиотеки из Италии требовал немалого числа формальностей, и Сара некоторое время раздумывала, не подарить ли книги римской синагоге. Только почтение к патриарху семьи не позволило ей сделать этого, даже не посмотрев на наследство. Поэтому она и летела сейчас в Рим.

Вздохнув, она снова взяла книгу, схваченную на бегу в киоске аэропорта Кеннеди. Обложка утверждала, что автор — признанный, хотя и незаслуженно забытый, мастер научной фантастики, но Саре его фамилия ничего не говорила. В силу своей профессии она мало интересовалась фантастикой. Непочтительный тон книги слегка коробил ее, но делать было больше нечего, остальные пассажиры продолжали посапывать, и она погрузилась в чтение…

…Инженер проснулся от запаха крови и дыма. «Интересно, о чем теперь просят,» — подумал он со слабым интересом ученого, в сотый раз проводящего один и тот же эксперимент. Просили о малом. Передвинуть межу на шесть локтей и наказать соседа. «До чего ж мелкие людишки,» — подумал Инженер, оглядел владения Мафусаила и охнул от удивления, увидев тучные стада на поросших травой холмах, тенистые кедровые рощи, колосящуюся пшеницу. А главное, сад, рассаженный концентрическими окружностями. Правда, окружностей было не десять, а всего шесть. Он хотел было послать этому наглецу мор или пожар, и тут увидел его соседа. Енох с блаженной улыбкой сидел на солнце, глядя на такие же обширные владения и обдумывая очередную подлость.

Инженер в гневе стукнул по первому попавшемуся предмету, которым оказался аварийный пожарный резервуар с надписью «хляби». Сначал он испугался, а потом подумал — тем лучше. Матрица явно не работала так, как он задумал. Миллионы грехов и пакостей оставались безнаказанными и легко компенсировались умеренным трудолюбием и скромными жертвоприношениями. Пока вода лилась, Инженер добавил к матрице несколько строк.

Он снова мог отдыхать. Впрочем, недолго. Расплодившиеся после потопа люди делали удивительные вещи. Однажды построенная ими башня бросила тень на его любимый сад, а испражнения тысяч строителей едва не отравили плодородные луга. Наказав их как следует, он внес в матрицу очередные изменения, но вскоре заметил, что все его время уходит на установление справедливости, а сад приходит в упадок.

Он снова засел за работу и через короткое, по его меркам, время, разработал решение, которым был чрезвычайно горд. Новая Матрица была почти живым существом, способным к обучению. Теперь, думал он, никто не останется безнаказанным. Будучи великодушным, он считал, что людям будет полезно, или хотя бы интересно, знать, за что их вознаграждают и наказывают. Он стал искать пророка, чтобы передать Матрицу людям.

Моше устало вытер со лба пот, смешанный с каменной пылью. Он плохо понимал, что записывает. Сначала — куда ни шло — голос диктовал какие-то правила. Это делай, а то — ни в коем случае. Ломай шею первенцу ослицы, оставляй виноград беднякам, не щади Канаанцев (это он мог понять, гадкие людишки), и тому подобное.

Пальцы устали держать зубило, каждый удар отдавался до самых печенок, спина затекла и очень хотелось спать. Почему он не взял с собой пергамент? А с Ним спорить не станешь. Не скажешь — я сейчас мигом вниз сбегаю. Да и не получится мигом — ноги уже не те. Сказали: пиши, значит, надо писать. Тем более, народу нужна дисциплина. В последнее время он не мог с ними сладить. Каждый день у них праздники, ссоры, ругань, драки, и с каждой склокой — к нему.

Потом правила кончились и начались легенды, которые Моше и без того знал. Некоторые он сам же и придумал. По крайней мере, он не помнил, чтоб ему их кто-либо рассказывал. А потом пошел совершенно непонятный набор букв. Несколько раз он сбивался, но Голос терпеливо поправлял, заставлял вернуться и переписать. Когда все было закончено, плоская вершина вокруг него была завалена сотнями табличек. Унести их все было, конечно, невозможно. Он взял только десять заповедей, которые посчитал наиболее важными, а за остальным решил послать помощников.