Итальянец - Матрица Справедливости [СИ]

Финал песни. Тони нажимает несколько клавиш, резко дергает струны, эффектно подпрыгивает…и вспоминает, что он не на сцене, а на велосипеде на Сорок Второй.

Мик Карсон ехал на велосипеде по Сорок Второй улице. Яркое мартовское солнце дробилось на зайчики в гранях небоскреба напротив, как в хрустальной люстре оперного театра. Справа суетились прохожие, спешащие, избегающие прямых взглядов, вежливые, но подчеркнуто отчужденные. Слева неслись машины, гудящие, орущие друг на друга, каждую секунду рискующие столкнуться, но при этом чем-то объединенные, даже похожие на единый организм, как куча копошащихся — совокупляющихся? — червей. Не верилось, что прохожие и водители — одни и те же люди. Ни те, ни другие, казалось, не замечают Мика. Это его вполне устраивало. Он наслаждался редким моментом одиночества в большом городе.

За спиной у Мика висела сумка с надписью «Speedy Boys — ваша посылка в надежных руках». Он подрабатывал курьером, несколько раз в неделю развозя толстые конверты по офисам. Лишь изредка попадалось что-то поинтересней — гостинец от бабушки внуку или любовная записка с цветами. По непонятной сейчас ему самому причине четыре года назад Мик выбрал университет Нью-Йорка и уже изрядно устал от этого города. Еще немного — и он уедет домой, в Редрок, Колорадо, будет преподавать литературу, а по выходным сидеть у камина с Люси и читать ей вслух.

Переехав Пятую, Мик нагнал другого велосипедиста — вертлявого парнишку лет шестнадцати с гитарным чехлом за спиной. Мик подумал было, что тинейджерам нечего делать на велосипеде на Сорок Второй, да, по правде говоря, и во всем этом городе, как вдруг мальчишка присел, дернулся вверх и вбок, лихо запрыгнул на тротуар, но не удержал равновесия и грохнулся на дорогу — велосипед в одну сторону, парень в другую, гитара в третью, натянутая задом наперед кепка в четвертую; Мик чуть не налетел на него, а рядом несся поток машин. Каким-то чудом, перегнувшись на велосипеде как ковбой на родео — недаром он уже четыре года каждый день носился по этому городу — Мик успел протянуть руку и выдернуть подростка почти из-под колес гудящего такси, но все-таки вылетел из седла. С ковбоями случается и такое.

Вскочив на ноги, Тони услышал визг тормозов и удар. А потом — тишину. Изуродованный гитарный чехол лежал под колесами желтого такси. По форме он напоминал улитку. Или волынку. Но никак не гитару. Из чехла торчал обломок грифа. Как кость при открытом переломе. Рядом лежал парень — или тело — с почтальонской сумкой. Заднее колесо велосипеда Тони скрутилось восьмеркой, а переднее медленно и скрипуче вращалось, поблескивая спицами. Втянув голову в плечи, а плечи в туловище, Тони поплелся прочь. Его никто не остановил. Прохожие не успели понять, что произошло, а таксист сидел за рулем с трясущимся подбородком.

Идти на концерт с разбитым носом, окровавленными ладонями, дрожащими ногами и в рваной куртке — немыслимо. А главное — гитара осталась лежать под колесами такси. Тони вдруг подумал, что это ему привиделось — что гитара цела, а он бросил ее с перепугу. Он чуть не повернул назад, но спохватился, вспомнив раскуроченный гитарный чехол, кривое колесо, и неестественно изогнутое тело своего спасителя. Захотелось перемотать этот кусок жизни и начать сначала, как на репетиции.

Он поплелся, не особенно выбирая направление. Не идти на вечер было так же немыслимо, как идти. Его ждут, он уже раструбил поклонникам про новые песни, а товарищам по группе — про новый чудо-инструмент. У Тони было несколько часов, чтобы раздобыть новую приличную гитару, привести себя в порядок и добраться до Сохо, где располагался зал. Первым делом он зашел в Макдональдс, кое-как умылся, и побежал, на ходу обдумывая план.

Мафусаил брел через вспаханное поле, пиная ногами крупного белого барана. Баран отбивался и не хотел идти. Время от времени он поворачивался к Мафусаилу рогами и угрожающе наступал. Мафусаил тогда бил его хворостиной.

Мафусаил собирался принести этого барана в жертву богам с просьбой помочь ему в пограничном споре с Енохом. Когда-то давно сосед передвинул межу на шесть локтей. Мафусаил долго и безрезультатно с ним ругался и судился. Межа давно вросла в землю на новом месте, и уже почти двести лет спор то затухал, то снова разгорался. Соседи поджигали урожаи противника, их жены бросали в колодцы дохлых крыс, дети душили вражеских кур.

В остальном жизнь складывалась удачно. Мафусаил был уважаемым в деревне человеком, его ветчины, шерсть и овечий сыр приходили покупать издалека, и он все еще был здоров как бык, хотя ему шел шестьсот сорок седьмой год. Дома его ждала любимая двенадцатая жена…