Э. Дж Пирс - Дорогая миссис Бёрд… [litres]

Я со страхом посмотрела на дверь. Миссис Бёрд была у себя и в любой миг могла протаранить ее, как испанский галеон. Лучше вести себя так, словно все тип-топ. Отберу для нее Приемлемые Письма и отнесу ей вместе с копией нового номера.

Уверяя себя в том, что все обойдется, я вскрыла первый конверт.

Дорогая миссис Бёрд,

Только что я провел бесконечные полтора часа, держа в руках моток пряжи, пока моя жена его распутывала. Занятие, доложу вам, из неприятнейших. Почему нельзя продавать ее клубками?

Ваш

То, что нужно. Пряжа – это как раз по части миссис Бёрд. Я вздохнула свободнее и вскрыла следующий конверт.

Дорогая миссис Бёрд,

Я влюблена в юного поляка, который расквартирован неподалеку. Мы встречаемся уже почти год, и он сделал мне предложение. Мама хочет, чтобы я подождала до конца войны, так как считает, что мы долго не протянем, но я его люблю и знаю, что он меня тоже любит. Он образованный, служит в должности воздушного стрелка. Думаю, если бы он был англичанином, мама и слова бы не сказала.

Пожалуйста, подскажите, как мне быть?

Влюбленная,

Бедняжка. Как грустно, и как несправедливо. Не первое письмо такого рода попадалось мне на глаза. Их приходило мало, и я работала здесь меньше месяца, но уже видела подобные.

Две недели назад я попыталась попросить миссис Бёрд ответить на одно из них, от девушки, чей возлюбленный вступил в ряды британской армии. «Он один из лучших людей, которых можно повстречать», – писала она.

Я спросила у миссис Бёрд, не публикуем ли мы письма об Отношениях с Иностранцами, на что получила следующий, краткий ответ:

– Не сомневаюсь в доблести молодого человека. Но когда война закончится, они не будут никому нужны ни здесь, ни там. Не делайте такое глупое лицо, мисс Лейк, так устроен мир. Не стоит касаться подобного.

Не было смысла показывать ей письмо Влюбленной, но бросать вот так девушку, которая просто хотела быть с тем, кого любит, я не желала.

Она напомнила мне о девушке, с которой я повстречалась, когда навещала брата. Ее звали Розмари, она была из вспомогательных воздушных войск и по уши влюблена в чехословацкого пилота. Они встречались очень долго, и будь он англичанином, они бы давно уже поженились. Но ее родители были категорически против, так как считали, что он увезет ее в Европу, когда кончится война. Мне было ужасно жаль ее. Она не была красавицей, но едва начинала говорить о Генрике, лицо ее озаряла любовь и оно становилось по-настоящему прекрасным. Мы раньше писали друг другу (я говорила ей, что дожидаюсь Эдмунда), и каждый раз я читала, что она не теряет надежды на то, что ее родители все-таки передумают.

Поток писем редел, и однажды Рози написала мне, что Генрик погиб в ночном налете над Германией. Родителям было жаль его, но они были рады тому, что теперь дочь всегда будет с ними.

С тех пор она мне не писала.

Несчастная Влюбленная. Кто знает, сколько им отмерено быть вместе? Почему они не могут быть счастливы?

Все это было просто ужасно. Мотки пряжи, велосипедные сиденья, толстые ноги – все, что я могла беспрепятственно передавать миссис Бёрд, – было совершенно неважно. Важно было совсем другое – просьбы людей, тщетно надеявшихся, что их услышат.

Шум в коридоре возвестил выход галеона из гавани.

– Большой конференц-зал, – провозгласила она, обращаясь в никуда и ко всем сразу.

– Да, миссис Бёрд, – отозвалась Кэтлин, занятая вычиткой рецепта овощной смеси с чечевичными крокетами и карри.

– Мисс Найтон, я не люблю кричать! – закричала миссис Бёрд.

– Прошу прощения, миссис Бёрд, – извинилась Кэтлин, без вины виноватая.

– Что? – снова крикнула миссис Бёрд, но все же сдалась. – Ох уж эта молодежь…

Пошумев еще немного, она удалилась.

Кэтлин покачала головой, вернувшись к карри, а я все думала о Розмари. Это письмо будет третьим, которое мне придется незаметно вставить в номер. Моей карьере в журналистике грозил полный крах.

Плохо дело. Нельзя не ответить на такое письмо. Стоило попробовать рискнуть. Сердце мое забилось чуть быстрее обычного, и я решила вновь испытать удачу. Пусть я чувствовала себя полной дурой, но ради всех Рози и Генриков стоило попытаться опубликовать его.

В понедельник, когда я вернулась домой из редакции, почти оправившись от Неуместных Разговоров с мистером Коллинзом, капитан Мэйхью, он же Чарльз, сам позвонил мне. Голос у него был очень приятный, и беседа вышла такой же. Чарльз был очень рад тому, что во время вчерашнего налета со мной ничего не случилось, а я отвечала, что не так уж все было страшно, но ни словом не обмолвилась о детях на пожаре и о том, как чуть не завалило нашу пожарную бригаду. Сложно было договориться о встрече, но когда мы наконец исчерпали все хвалебные слова друг о друге и повисла томительная пауза, Чарльз героически спросил, нравятся ли мне танцы. Конечно, я ответила, что обожаю танцевать, а затем вдруг ляпнула, что Билл и Банти собираются на свидание вечером следующего дня.