Дарья Сойфер - Укротить ловеласа

Откашлявшись, Надя в недоумении уставилась на борца за здоровый образ жизни. Выглядел он куда лучше, чем в их последнюю встречу: от щетины не осталось и следа, волосы были уложены, а сияющая белизной рубашка застегнута на все пуговицы. Будто Платон вернулся в прошлое и явился в альма матер на очередной экзамен.

– Это ты чего! – вырвалось у Нади. – Это мне решать, сходить с ума или нет.

– Так, уйди отсюда и не трави людей, – бросил Платон очкарику, и тот, мгновенно оценив расклад сил, растворился в облаке дыма. – И? – Платон уселся рядом с Надей, прислонив виолончель к скамейке. – Не хочешь объяснить, что происходит?

– День плохой, – неохотно призналась Надя. – Не одному тебе позволено хандрить.

– Но сигареты?! – Платон с отвращением поморщился. – Чем ты думала? Если ты собираешься… – он замялся на мгновение. – Ну, завести семью… Короче, нельзя так.

И хоть семью Надя заводить в ближайшем будущем не планировала, в глубине души она понимала, что Платон прав. Упадническими выходками ситуацию было не спасти, но силы бороться и двигаться вперед кончились.

– Что ты тут делаешь? – спросила Надя, глядя на белесые голубиные пятна на коленях и плечах Петра Ильича Чайковского.

– Прислушался к совету одного хорошего друга, – улыбнулся Платон. – Умылся, побрился, позанимался. И решил вот заскочить к Эрлиху.

– Зачем?

– Ну, во-первых, повидать старика. А во-вторых, посоветоваться… У меня со Стравинским были проблемы, не нравилось, как звучит, хоть убейся. Владимир Семенович подсказал пару штрихов, теперь совсем другое дело… А у тебя что?

Надя и не знала, верить своим ушам или нет. Платон всегда ворчал в адрес своего консерваторского педагога, а тут вдруг сам приехал за советом. Или он и вправду решил начать с чистого листа, или от бесконечных видеоигр у него поехала крыша.

– Постой, ты все-таки решил не отменять концерты? – прищурилась Надя.

– Не все. Оставил три самых важных, хочу нормально подготовиться. Меня достали эти комментарии, что я выезжаю только за счет смазливой физиономии. Взялся за Шостаковича и Стравинского, и пусть все утрутся.

– Лиза, наверное, бесится…

– К черту Лизу! – неожиданно резко ответил Платон. – Я решил уйти от нее и от Воскобойникова. Без тебя с ними работать никакого толку. И никакого удовольствия, – он серьезно посмотрел Наде в глаза, и у нее защемило в груди. На мгновение между ними будто протянулись невидимые струны и зазвенели от напряжения. Надя сглотнула и заставила себя стряхнуть секундное наваждение. – Прости, – Платон словно почувствовал ее замешательство, опустил взгляд и стряхнул со штанины пылинку.

– А как же… – Надя отчего-то разволновалась и теперь не знала, как себя вести и куда деть руки, а потому неловко сложила их на сумочке. – Как же неустойки?

– Заплатил, – отозвался Платон, даже не глядя в ее сторону. – С меня не убудет, еще заработаю.

Над скамейкой повисла неловкая пауза, Надя лихорадочно соображала, что сказать, но слова путались и казались ей безвкусными и пустыми, как картонка.

– Расскажи мне, что у тебя случилось, – вдруг тихо попросил Платон.

– Это долгая история… – Надя уныло опустила голову. Стоило бы радоваться за человека, что он сумел, засучив рукава, взяться за себя, но ее душили собственные проблемы. Наверное, она была плохим другом, раз не сумела разделить с Платоном его успехи.

– А я не тороплюсь, – Платон неуверенно похлопал ее по спине. – Давай, Надек, выкладывай. Вдруг я смогу помочь?

Надя прикрыла глаза, собираясь с мыслями. С одной стороны, ей не хотелось жаловаться на жизнь и грузить Платона, когда он только-только выкарабкался из депрессии, с другой стороны, слишком уж тяжело было держать все в себе, а кому еще выговориться, Надя не представляла.

– Ты видел флешмоб из торгового центра? – начала она издалека, и Платон молча кивнул. – Так вот, после этого Игоря с оркестром пригласили на одно мероприятие…

Она сама не ожидала, что ее так прорвет на болтовню. Слова цеплялись друг за друга и сами слетали с языка, сыпались на Платона бурным градом. Люди всегда думают, что психоаналитики нужны слабакам, что нормальному человеку и нечего особо о себе рассказать, а потом приходят на сеанс – и через полтора часа, очнувшись в слезах, понимают, что за все это время ни разу не замолчали.

Вот и Надя никогда не считала себя говорливой, а тут вдруг только раскрыла рот – и понеслось. Рассказала и про то, как мечтала стать концертным директором целого оркестра, и про то, как долго планировала выступление в Архангельском, как старалась, занимаясь организацией, как вкладывала душу в каждую деталь… Билась, билась, и все зря. А теперь еще придется выезжать из квартиры, потому что платить за нее нечем.