Дарья Сойфер - Укротить ловеласа

– Ты сам сыграешь? – поморщился Игорь. – А с какого перепуга ты там вообще нужен? Это тебе не собес и не выпускной, там твоей аудитории нет! Иди шпарь за лайки! Понты свои кабацкие гни!

– Вот, так он и разговаривает, этот недоделанный аристократ! То чаи пьет и мизинчик оттопыривает, то ругается, как грузчик!

– Тебе-то откуда знать, как разговаривают грузчики, маменькин сынок?! – подбоченился Игорь. – Если бы не маман твоя, фиг бы тебя кто взял в консу!

– Ну, знаешь… – рассвирепел Платон.

– Что? – с вызовом вскинул подбородок Заславцев. – Ударишь меня? Ну, давай! Только потом вали отсюда на все четыре стороны! И оставь нас с Надей в покое, ясно?

– Бить тебя? – Платон окинул Игоря оценивающим взглядом. – Еще чего! Я тебя просто раскатаю, как на третьем курсе!

Игорь растерялся на долю секунды, опустил руки и недоверчиво моргнул.

– На третьем?… – переспросил он неожиданно тихо. – Ты про?…

– Да, слабак. Я про Вивальди. Хоть одна нота мимо – и ты разорвешь с Надей контракт.

– А если облажаешься ты? – изогнул Игорь бровь.

– Что ж… – Платон стиснул зубы. – Больше вы меня не увидите.

– Просто Вивальди? – уточнил Игорь.

– «Гроза» в аранжировке Эрлиха. Если ты не забыл, конечно.

– Еще чего! – хмыкнул Заславцев. – Расчехляйся, и пусть все смотрят, как я тебя сделаю!

Надя чувствовала, что должна что-то сказать, вмешаться, разнять их, пока они не натворили глупостей, но тело отказывалось подчиняться. Во сне часто бывает такое чувство: будто это твои руки и ноги, а в то же время они какие-то чужие, ватные, без костей, и даже малейшее движение требует неимоверных усилий. Надя словно видела себя и все происходящее со стороны, стояла, приклеившись подошвами к полу, и не могла заставить себя шелохнуться.

Все кругом замерло, звуки пропали, и Надя слышала лишь собственное частое дыхание. Вдох-выдох, вдох-выдох. Происходящее казалось нереальным, каким-то сюром, как на картинах с расплавленными часами. Студенты, разинув рты, смотрели на Игоря с Платоном, а те резкими движениями вооружались инструментами, будто собирались друг друга убить.

За Надю и на кулаках-то прежде никогда не дрались, не то что на смычках. За все годы работы с музыкантами она и не слыхивала о существовании подобных дуэлей. Это ведь рэперы любят баттлы, а не виолончелисты. В оркестрах принято подсиживать друг друга с милой улыбкой на лице, бушевать позволено только дирижерам, но Игорь и Платон решили разрушить стереотипы прямо здесь и сейчас.

Усевшись на стулья и выпустив виолончельные шпили, они смерили друг друга уничтожающим взглядом и, не произнеся ни слова, подстроились. Взялись за смычки, кивнули, и Платон, свирепо сверкнув глазами, носком левого ботинка задал темп.

У Нади пересохло во рту: темп был бешеным. «Гроза» и так считается вещью для виртуозов, а Платон и вовсе закинул планку далеко за пределы человеческих возможностей. Как они будут играть это? Да еще и на виолончелях? Наде страшно было даже моргнуть. Спина вспотела, пальцы заболели, перед глазами мелькала дикой сложности партия. Как и все скрипачи, Надя еще в школе мечтала сыграть «Грозу», воображая себя солистом оркестра, но тогда пассажи Вивальди лишь довели ее до слез и ломоты в суставах.

Наконец Платон и Игорь ударили по струнам. Ожесточенно, с ненавистью, будто хотели извлечь смычками огонь. Они сошлись: волна и камень, стихи и проза, лед и пламень… Заславцев и Барабаш. Трудно было представить двух более разных людей, и тем удивительнее был их дуэт.

Надю вдруг пронзила странная мысль: не зря ведь говорят, что любовь часто граничит с ненавистью. Платон с Игорем двигались так слаженно, будто стали единым целым, как любовники. Их охватила общая страсть, и теперь они даже дыхание делили на двоих. Есть ли для этого в русском языке особое слово? Ненавистники?

Казалось, инструменты вот-вот задымятся. Смычки терзали струны, рвали, как хищник жертву. Надина кожа покрылась мурашками, воздух в зале стал густым и темным, как перед бурей, и дышать стало немного больно. Надя балансировала на грани обморока, в крови пульсировал живой звук.

Виолончели лишили бессмертную пьесу Вивальди скрипичного изящества, превратив летнюю грозу в самый настоящий морской шторм. И будто бы даже запахло озоном, а перед глазами замелькали синеватые вспышки.

Все Надины чувства обострились, она забыла и о том, где находится, и о кучке напуганных студентов. Исчезли все, кроме нее и Платона с Игорем, – отчего-то ей чудилось, что она стала частью их неистового дуэта.