Алексей Шерстобитов - Дневники обреченных

— Было дело…, а какое это имеет значение?

— Мне безразлично…, нооо, но вот…, просили передать, что вам скоро позвонят.

— Мне необходимо заключить договор с моим подзащитным, без него нет оснований заниматься ни им, ни его делом, вы же понимаете…

— Так и заключайте — это никак не связано. Хоть сейчас подъезжайте, связывайтесь с нашими «режимниками», как я их называю, и вперед…

Буквально по окончанию разговора, раздался звонок, номер телефона не определился, не получилось его узнать и после:

— Ингнатьев, слушаю вас.

— Добрый день, беспокоят вас из аппарата президента, так скажем…, представлюсь — Сергей Петрович…, остальное при встрече. Когда у вас будет возможность встретиться сегодня, желательно с 13.00 до 14.00?

— С 13.00 до 14.00 будет… Где?

— Приятно иметь с вами дело, вы поняли уже какую тему мы будем обсуждать?

— Да.

— Подъезжайте к зданию…

— Я вас понял, в 13.00 буду, у меня…

— За вами спустятся, не беспокойтесь…

Без одной минуты часа по полудню, в стекло машины Игнатьева постучались, он вышел и через десять минут сидел за большим столом напротив Сергея Петровича, фамилию которого так и не услышал:

— Господин адвокат, вы же понимаете всю ответственность, которая на вас ложится…

— Я всегда подхожу с полной серьезностью к своей работе…

— Я сейчас не о том… У вас нет ни одного проигрыша, и у нас их в принципе не может быть, потому что не может быть никогда!

— Я готов попытать счастье…

— Я похож на единорога или «мартовского зайца»?

— Нет…, вы похожи на генерала очень серьезной организации, в которой шуток не понимают…

— Именно…, именно поэтому будьте несколько посдержаннее…

— Как скажете…

— Можете не говорить о профессиональном долге, никто не требует от него отказываться, я просто хочу внести для вас ясность о неизбежном развитии событий…

— Вы хотите сказать, что я должен дать слово уступить?

— Нам не уступают, мы сами берем, но всегда готовы принять добрую волю и всегда ее учитываем. Это не значит, что вам следует не выполнять, как вы сказали, свои профессиональные обязанности, это значит, что мы настаиваем на некоторых рамках…

— Я слушаю…

— Во-первых: этот человек обладает некоторыми тайнами и секретами — они должны таковыми и остаться. Шантаж с помощью них или что-то подобное будут пресечены вовремя.

— Принято.

— Во-вторых: никаких акций по телевидению или в интернет поле, которые могли бы хоть как-то выйти за грань темы, по которой вы собираетесь работать. Обсуждайте, что угодно, но не касайтесь…

— Принято.

— Разумно. В-третьих, если появились сомнения в правильности принятия решения…, то сначала позвоните вот по этому номеру, я перезвоню сразу…

— Хорошо…

— Распространяйтесь о милосердии, ссылайтесь, на что угодно в вере православной или какой угодно, можете, как угодно жонглировать психиатрией и ее выводами, доказывать нахождение Буслаева во время совершения преступления в состоянии «сумеречного сознания», эйфории… чего угодно, но знайте границы, иначе…

— Это угроза?

— Что вы…, вы же не государство…, а всего лишь человек…

Вечером того же дня, Игнатьев сидел за столом в кабинете своего офиса, вертя в руках визитную карточку с номером телефона — просто несколько цифр, напечатанных черной краской, без названия организации, инициалов, герба, больше ничего: «Ограничения ставят…, да вроде бы и не ограничения, хотя я совершенно не знаю, с чем столкнусь… А с чем я могу столкнуться? Обычный маньяк, или как там это называется?… Тайны, секреты, ну с такими то я имел дело и не раз, да и почище „пассажиры“ были, правда, не с такой байдой… Дааа…, интересное предстоит… Что-то этот Сергей Петрович хотел сказать…, а нужно ли это понимать? Еще на последок взял подписку о неразглашении, ну это-то нормально. В общем беремся!»…

Игнатьев позвонил Лагидзе, договорился о первой встрече с подзащитным на завтра — так, ничего особенного просто ознакомительная встреча. Следующим звонком надо бы позвонить следователю, но без подписанного договора с клиентом в следственный комитет или в прокуратуру — кто ведет дело он не знал, не сунешься.

Чувствуемый информационный голод, разжигающий азарт, заставил накинуться на холодильник, только с утра набитый всякой дорогой снедью, напитками, закусками, впрочем, гастрономические интересы не могли в такие моменты отличаться избранностью, поэтому в пузо летело все, попадающееся под руку.