Марина Крамер - Удержи меня [СИ litres с оптимизированной обложкой]

– Слушай, ну, ты говори или иди домой, – не выдержал я, нарушив все приличия. – У меня ребенок скоро проснется, ее кормить нужно.

– Даня… я хочу уехать отсюда, – выпалила вдруг она, перестав раскачиваться, как Ванька-встанька. – Да, хочу уехать, забыть все, начать другую жизнь. Я не могу находиться здесь, рядом с тобой, рядом с твоей новой женой. Мне очень тяжело, я устала…

Я уставился на нее, отставив чашку. Это заявление застало меня врасплох. Куда это она собирается уехать, куда увезет моего сына?

– Ты спятила? А Максим?

– Он поедет со мной. Но я обещаю, что ты сможешь разговаривать с ним по телефону и забирать на каникулы, когда захочешь. Даниил, пойми – я не могу так больше, мне очень трудно, я запуталась…

– Да?! А о нас с Максом ты подумала?! – взревел я, ударив по столу ладонью. Чашки подпрыгнули, из Оксанкиной, нетронутой, выплеснулся чай, растекаясь по скатерти лужицами. – Опять думаешь только о себе?

– Да, – неожиданно спокойно ответила Оксанка, беря салфетку и накрывая ей чайные брызги. – Я думаю о себе, потому что больше обо мне некому подумать. Некому – а я у себя одна. И мне нужно как-то жить дальше.

Эта фраза меня просто взбесила, я вдруг понял, что очень хочу ударить ее, так сильно хочу, что не могу уже справиться с этим желанием. Я даже сжал руки, как будто пытался удержать их от необдуманного движения. Она пыталась отобрать у меня сына, моего сына… И это ей не удастся, я не позволю увезти моего мальчика куда-то, не дам оторвать его от меня.

– Ну, ты не оставила мне выбора. Я подам в суд и отсужу у тебя опеку над ребенком. Можешь ехать, куда тебе угодно, но Максим останется здесь и будет жить со мной.

– Нет. Давай не будем доводить до суда, – побледнев, попросила Оксана. – Я прошу тебя, не делай этого. Я обещаю, что не стану препятствовать вашим встречам, только не отбирай его у меня! Я ведь совсем одна!

– А ты подумала о том, что я тоже не могу остаться без него? Что мой отец тоже любит его? Ты подумала о том, что нам будет плохо без него?

– Даниил… у тебя растет дочь, а у меня? Кто у меня? Ведь он мой сын! – она опять начала всхлипывать. – Ты не понимаешь, что такое для матери остаться без ребенка!

– Да? А ты думала о том, что можешь оставить без матери двоих детей? В тот момент, когда несла сюда, в этот подъезд, бутылку с кислотой, когда выливала ее в лицо моей жены? Ты думала об этом, скажи?

– Не надо об этом, – прорыдала Оксана, закрыв руками лицо. – Зачем ты бьешь по больному, Даниил?

– По больному?! – я вскочил, не в силах усидеть на одном месте, метнулся к окну, потом к двери, развернулся там, ухватившись за косяки. – А ты думаешь, у меня это не болит?! Не болит, когда ночью плачет Маруська, потому что ей нужна мать? Или когда Юлька смотрит на меня и думает, что это я виноват в том, что произошло с Машкой?! Как мне объяснить девятилетней девчонке, что я ни при чем здесь?! У нее и так сейчас… а, да что я тебе рассказываю – ты все равно не поймешь!

Оксана вытерла слезы и зло посмотрела на меня:

– Вот в этом весь ты! Весь ты, Городницкий! Ты заботишься о чужих детях, а на своего тебе наплевать!

– Заткнись! – не выдержал я. – Это тебе они чужие, а мне – нет! И Юлька мне такая же дочь, как Максим – сын! И с нами ему будет лучше, чем с тобой – озлобленной дурой!

Она неожиданно быстро вскочила и ударила меня по щеке, я не успел даже отклониться.

– Только попробуй! – прошипела Оксанка, отталкивая меня и выбегая в коридор. – Только попробуй забрать у меня сына, ты, ублюдок! – это она прокричала уже из коридора, наспех натягивая дубленку и сапоги.

Я заставил себя не выходить и не отвечать, иначе просто убил бы ее. Хлопнула входная дверь, и в тот же момент в спальне заплакала Маруська, заставив меня вздрогнуть и забыть и об Оксанке, и о ее словах.

Дочь проснулась и требовала внимания, я взял ее на руки и забормотал что-то, пытаясь успокоить и одновременно подогреть смесь в бутылочке. Маруська так ухватила деснами соску, что я почувствовал угрызения совести – пока я разбирался со своей бывшей женой, ребенок хотел есть.

Когда сытая девочка заулыбалась, я уложил ее в коляску, притащил в кухню, чтобы была на глазах, и взялся за приготовление ужина – скоро должна вернуться с тренировки Юлька. Маруська что-то агукала, вскидывая вверх то ручки, то ножки, касалась натянутых перед ней погремушек, и они звенели, вызывая у девочки бурю восторга. Я сидел на табуретке рядом и рассеянно наблюдал за ней и думал о том, что ей нужна мать, что моей заботы явно маловато. Машку обещали выписать к концу недели, если после снятия швов не будет признаков воспаления и температуры. Но и тогда я еще долго не смогу оставить ее одну. Придется просить о помощи ее мать.