Александр Мигунов - Сказки русского ресторана

Каким-то пронырливым крестьянам удалось-таки уговорить грузовичок (крестьяне уговаривали не машину, а к ней прикреплённого водителя, который в то утро не мог проснуться, а проснувшись, ничего не понимал, пока ему щёки не отхлестали и в глотку не влили целый стакан). Уговоры оказались плодотворными, что внешне отразилось на походке, которой водитель пересекал пространство между его халупой и перелатанным грузовиком. Походка водителя напоминала походку матроса во время шторма. Грузовик был похож на те машины, что в весёлых клубах пыли катили по просёлочным дорогам в годы довоенного энтузиазма, а в кузове задорные девчата с граблями, лопатами, в платочках распевали песни из кинофильмов.

Шофёр был пьян в хорошую сторону — весело скалился на пассажиров, деньги принимал не как бульдозерист, а сколько давали, на то и кивал. После не очень долгих попыток уговорить машину ключом, он отсосал маленько бензина в ржавую банку из-под консервов, плеснул ещё меньше в карбюратор, крутанул пару раз рукоятку завода, мотор почихал, лениво задёргался, и вскоре неспешно, но без провалов набрал нужные обороты. Ещё веселее оскалив зубы, шофёр вытащил из телогрейки недопитую поллитровку, прополоскал бензиновый рот, но водку, использованную для полоскания, не выплюнул, как, вроде бы, полагалось, а отправил внутрь организма, потом глотнул ещё пару раз, забрался в кабину и взялся за руль.

В деревянный замызганный кузов машины поместились все желающие поехать, то есть их было не так уж много. Перетятько сидел прямо на досках, и можно понять, как он позавидовал бойкой, лет шестидесяти, бабке, устроившей зад на мягком узле (шофёр назвал бабку Поликарповной). Узнав фамилию Перетятько, Поликарповна долго тряслась от хохота.

— Не стыдно тебе жить с такой фамилией? — спросила она, наконец, оправившись. — Ну, — приготовилась услышать что-то ещё более смешное, — а по батюшке тебя как?

— Степанович, — сказал он оскорблённо, и отвернулся от бабки с намерением с ней ни о чём не разговаривать.

— Степаныч? — она снова захохотала, но тут уж напрасно, по инерции, ибо если начать придираться к такому отчеству, как Степанович, то можно придраться и к Ивановичу, и вообще ко всему русскому.

Лязгнула дверца, и грузовик, скрипя, повизгивая и постукивая железными и деревянными частями и оскользаясь на поворотах, стал неторопливо пробираться по обледеневшему бездорожью, которое местное население иногда называло главной дорогой, а чаще всего по-свойски — болтанкой . От сотрясений и вибрации удобно устроившиеся пассажиры оказались на дне кузова, а пожитки рассыпались и катались. Бабка, ползая на коленях, попыталась как-то собрать воедино узел, рюкзак и чемодан, потом махнула на них рукой, села у борта, прижалась к нему, крепко вцепилась в него руками, на которые благоразумно натянула две или даже три рукавицы. Перетятько, ввиду преимущества в весе, не так легко поддавался смещению; кроме того, помогали руки, упиравшиеся в пол грузовика, как толстые наклонные колонны.

Проехав около получаса, они застряли в глубокой яме, которая была наполнена водой, предательски скрытой коркой льда. Шофёр, очевидно, всегда скалился, и в минуты хорошего настроения, и совсем в другие минуты, поскольку он скалился даже тогда, когда изнурительно долго пытался выбраться из ямы с помощью педалей, то бросая машину вперёд, то откатываясь назад. Пассажиры совсем перемешались друг с другом, с пожитками и с мусором, который обильно присутствовал в кузове. Трещал лёд, завывал мотор, летели комья грязи из-под колёс; какую-то тётку совсем укачало, она перегнулась через борт и выливала из себя всё, что не нравилось организму.

— Батарея помрёт, — наконец, не выдержал разбиравшийся в технике мужик.

Шофёр оглянулся на него с недобрым, даже опасным оскалом.

— А ты, мудило, лучше заткнись, — хрипло сказал он, почти прорычал. — Видал я таких политруков. Ты лучше, чем жопу свою отсиживать, иди-ка мне веток наломай.

Было похоже, что если б мужик, неразумно ляпнувший про батарею, столкнулся с шофёром в нейтральном месте, скажем, в магазине или на улице, он бы ему не простил мудилу , и вышел бы спор двух мужиков на тему, кто самый большой мудила. Но в данной ситуации от шофёра зависела вся поездка, иначе, он оказался начальником, а все пассажиры — подчинёнными. Мужик, знавший толк в аккумуляторах, осознал свою подчинённость, с присмиревшим лицом спрыгнул на землю и пошёл подбирать и ломать ветки. Чего-чего, а такого добра в любом лесу хоть отбавляй, и вскоре он приволок большую, даже чрезмерную охапку в основном еловых ветвей, побросал их под задние, ведущие колёса, грузовик тут же выбрался из ямы и покатил, не останавливаясь.