Александр Мигунов - Сказки русского ресторана

— В районном центре.

— А что, ближе нету?

— Нету.

— Сколько туда километров?

— Почитай сто, да ещё набрось.

— А как мне добраться до больницы?

Последний вопрос был ключевым. От этой деревни до райцентра дорога была не асфальтированной (здесь слово асфальт совсем не использовалось, его заменяло слово болтанка ), и эта дорога могла быть проезжей только в устойчивую погоду — летом, когда не было дождей, а также зимой, когда не было оттепелей. Если же летом прошли дожди, грунтовые дороги внешне становились, как разлившиеся ручьи, в которых под тонким слоем воды прятался толстый слой жидкой грязи, и он в свою очередь укрывал уже давно затвердевшую грязь, которая под гусеницами и колёсами сформировалась в колеи, ямы, колдобины и прочие неровности, с трудом преодолимые и в лучшую погоду.

— Кабы я знала, как добраться в такую сопливую погоду. Только, наверно, вертолётом, — измождено улыбнулась фельдшерица.

Чего она на свете не видала, на свете, измеряемом пространством, скажем, в пятьдесят квадратных километров. Кто-то, поездивший по миру, над пространством подобным усмехнётся; он видел другие страны, народы, слышал много чужих речей, побывал на всех континентах, лицезрел все чудеса света; и вот, представьте, он услыхал, что кто-то родился и жизнь провертелся на пятачке земного шара в каких-то пятьдесят квадратных километров. Но уместна ль его усмешка? Такой, нахватавшись всего по вершкам, всю жизнь свою скользя в горизонтальной плоскости, такой, может статься, не сознает, что истая жизнь в глубину измеряется, и сколько же страшной глубины порой заключает в себе глухое, с виду ничтожное поселение.

У двери Перетятько обернулся:

— Вы это, никому не говорите.

— Да что ты! — взметнулась фельдшерица. — Клятва Гиппократа. Как ещё!

Слова фельдшерицы, пусть даже шутливые, о том, что в райцентр можно добраться только с помощью вертолёта, казалось, сомнений не оставляли в том, что наш деревенский фотограф оказался в безвыходной ситуации. Ему ничего не оставалось, как обойти избы деревни, но в этот раз он стучал в двери не как предлагавший услуги фотограф, а как до нитки промокший толстяк, которого здесь никогда не видели, и которому срочно нужно в райцентр. В недолгих беседах на разных крылечках Перетятько выяснил только то, что у некоторых крестьян тоже накопилась необходимость оказаться в столице района, но как туда добраться по бездорожью…

Самым полезным человеком, точнее, сомнительно полезным, но, как не крути, всё же полезным, оказался безногий печник Евгений, с лицом почерневшим и иссушенным, что сочеталось с его профессией, продуктом профессии и одноногостью. Лишился ноги он не случайно, не по вине таких, скажем, случаев, как пьяная драка, падение с крыши, дорожно-транспортное происшествие. Утрата Евгением конечности была так тесно, так органично связана с главным его ремеслом, вообще со всем его образом жизни, что в какой-то судьбой выбранный день ему ничего не оставалось, как утратить эту конечность.

В тот день он одну из своих печей складывал более нетрезвым, чем в дни, когда он складывал предыдущие. Та злосчастная русская печка внешне оформилась, вроде, недурно, и когда работа была закончена, Евгений позвал своего заказчика полюбоваться на конструкцию и заодно за неё расплатиться. Клиент усомнился в отдельных линиях, особенно в линиях вертикали, и между заказчиком и подрядчиком завязался известный спор, постепенно набиравший температуру. Известно, однако, что переспорить возмущённого пьяного печника — надо быть тоже печником, и лучше быть значительно пьянее.

Разволновавшись от придирок, Евгений лишился равновесия и ухватился за угол конструкции. Та не выдержала нажима небольшого человеческого тела, с грохотом рассыпалась на части, и одна тяжелейшая часть так неудачно свалилась на ногу, так безнадёжно её раздавила, что её понадобилось удалить из-за развившейся гангрены.

Евгения доставили в больницу на военном вертолёте «МИ-2», и он так гордился этим фактом, что, казалось, отдал бы здоровую ногу за ещё такой же полёт. Об этом историческом событии он подробно рассказывал всем, кто ему попадался на глаза, но поскольку в своей маленькой деревушке он всех многократно исчерпал, а новые лица не возникали уже продолжительное время, он тут же стал рассказывать историю незнакомому толстяку, ещё не успевшему сообщить о причине внезапного визита, а только успевшему поздороваться.