Анна Исакова - Ах, эта черная луна! [Журнальный вариант]

Гец: В чем причина подобной осторожности?

Юцер: В теневой стороне твоей безупречной личности, Гец.

Гец: И что же скрывается в тени?

Юцер: Обман, Гец, двурушничество, злоба и скандал. А по большому счету карта обозначает потерю веры в добро.

Гец: У тебя есть претензии ко мне по поводу всех перечисленных параграфов?

Юцер: Разумеется, нет. Во всяком случае, до тех пор, пока Мали следила за тем, чтобы твоя карта ложилась головой кверху.

Гец: А потом?

Юцер: Насчет «потом» у меня есть несколько вопросов. Но об этом завтра. Ты ведь торопишься.

Гец (хмуро): Я могу побыть с тобой еще пять-десять минут.

Юцер: Завтра, завтра. Я устал. От ваших таблеток у меня чертовски болит голова.

Гец: А ты их выплевывай. Я выпишу тебе витамины.

Юцер: Значит ли это, что меня кормят ненужными мне лекарствами? Побойся Бога, Гец!

Гец: Успокаивающее тебе не повредит. Ты все еще на грани срыва. Слава считает, что эти таблетки тебе еще нужны. Я пробовал спорить, но последнее слово остается за ней.

Юцер: Со Славой я договорюсь. Спасибо за совет, друг.

(Эта памятная беседа происходила в доме Юцера после отъезда Любови. Разрешение на поездку домой, связанную с необходимостью передать на хранение Гецу, попечителю Любови, на время судебных и лечебных дел отца кое-какие ценности, дала Слава. Конвой стоял на кухне, где для этой цели нашлись и выпивка, и закуска. А Гец и Юцер расположились в гостиной, отделенной от кухни столовой и коридором. Даже если бы милиционеры не закусывали и не выпивали на кухне, звуки из гостиной до них бы не донеслись. И все-таки Гец и Юцер разговаривали полушепотом. А Гец, сидевший в кожаном кресле Юцера за его столом, во время разговора не спускал глаз с полуприкрытой двери в коридор.)

Юцер (бродит взглядом по стенам, мебели, картинам на стенах): Не надо было сюда приезжать. Разоренное гнездо — страшная штука.

Гец: Скоро ты сюда вернешься навсегда. Я в этом уверен. Вот только…

Юцер: Что еще? Что еще должно со мной приключиться?

Гец: Если Любовь не вернется, квартиру начнут отнимать. Предложат обмен. Может, лучше все подготовить? Обменяешься с Меировичами.

Юцер: Их две на мои три? Да тут вдвое больше квадратных метров, чем у Меировича.

Гец: Сдались тебе эти метры! А с нами тебе все-таки будет веселее.

Юцер: Если Любовь не вернется, я уеду к ней, а вместо меня вам подселят каких-нибудь подонков.

Гец: Если Любовь не вернется, она вряд ли позовет тебя к себе. Не обольщай себя надеждами, Юцер. Расстанься с ней навсегда.

Юцер: Она перевернет мир, чтобы вызволить меня отсюда, вот тебе мое слово. Я свою дочь лучше знаю.

Гец: Ради Бога, будь по-твоему, но я боюсь нового срыва. Лучше предполагать плохое и ошибиться, чем возводить замки на песке.

Юцер: «Лучше водки хуже нет» — не помнишь, кто это сказал?

Гец: Кто-нибудь из моих пациентов, либо безграмотная нянечка.

Юцер: Не скажи! Эта фраза принадлежит к высокой литературе. Я даже сказал бы: к поэзии.

Гец: Где твоя потертая книжица? Я хочу прочитать, что там написано о тебе. На какую карту Мали тебе гадала?

Юцер: На короля жердей.

Гец: Есть такая масть?

Юцер: В обычных картах она называется «трефы». Дай мне эту книжицу. Я не люблю, когда роются в моем столе. Особенно, когда я подопытный. Кроме того, она написана по-французски, а у тебя с этим языком отношения так и не наладились. Вот, читаем: «Паж жердей».

Гец: Ты сказал «король».

Юцер: Это вопрос времени. Сначала паж, потом валет и только потом — король. Зачитываю: «Паж жердей — темноволосый и темноглазый, преданный, любовник, спутник, почтальон. Находясь рядом с любым человеком, постарается свидетельствовать в его пользу. Опасный соперник, если за ним следует паж кубков. Если карта ложится головой книзу: анекдоты, сообщения, плохие новости. А также нерешительность и неуверенность ее сопровождающая».

Гец: Ты все выдумал! Не может быть, чтобы это было там написано.

Юцер: Словарь французского языка в третьей секции книжного шкафа, вторая полка сверху.

Гец: И про опасного соперника, если за ним следует паж кубков, там тоже сказано?

Юцер: Слово в слово.

Гец: Поразительно! Я, знаешь ли, всем своим существом возражал против всяких там холериков-сангвиников-меланхоликов, уговаривал студентов, что изобретательность человеческой психики безгранична, а сочетания качеств делают любые реестры человеко-душ бессмысленными, а ты играешь со мной в какие-то дурацкие картинки… Сколько карт в этой колоде?