Но уже тогда, в заснеженном лесу, это детское переживание показалось мне в высшей степени забавным — я начал смеяться — конечно же, я просто передвинулся, и отцветший одуванчик был совсем не тот. Думаю, именно это мгновение исцелило меня от безумия, я спокойно снял ремень с ветки и понял всю нелепость своего намерения, затем, увязая в глубоком снегу, побежал в сторону дороги. Погода в тот день была чудесной и по-настоящему зимней.
На следующий день я назначил Агнес свидание, был с ней развязен, даже ударил ее, пытаясь с циничной деловитостью выведать у нее, с кем она спала. Вспоминая об этом сейчас, я испытываю мучительную неловкость, но в тот раз мне было важно восстановить свою честь и мужское достоинство. В дальнейшем я старался избегать всех, кто был у Агнес в ту злосчастную новогоднюю ночь, и через несколько недель ушел из университета.
В ту пору я подозревал в предательстве всех своих друзей. Через год я услышал, что Эйнар и Агнес поженились. Это было для меня ударом, я бы многое отдал за то, чтобы он узнал, какие муки пережил я тогда в заснеженном лесу, но это было невозможно. Правда, небольшим утешением для меня явилось то, что Эрпс вскоре поссорился с Эйнаром — он до сих пор не рассказал мне из-за чего — и Эйнар на следующий год уехал учиться в Ленинград. Больше я ничего не слышал ни о нем, ни об Агнес, но у меня до сих пор не укладывается в голове, как он мог так осрамить меня. И волей-неволей я думал о том, какой классически красивой будет моя месть ему.
Он все еще был погружен в свои мысли и смотрел в окно.
— Эйнар, — сказал я, пронзительно глядя ему в глаза. — Послушай, Эйнар, ты даже не представляешь, какой сегодня необычный день: утром я видел Кристину, а сейчас вот еду с тобой к морю.
Эйнар оторвался от своих мыслей и прислушался. Я почувствовал сильное волнение, вытер платком лоб и продолжал. Эйнар слушал.
— Эйнар, а, Эйнар, можешь ли ты объяснить, почему в последнее время мне так везет на старых знакомых, несколько дней тому назад, например, я встретил Агнес, мы с ней вечность не виделись, думаю ты еще помнишь ее?
— Отчего же не помнить, — равнодушно бросил он и встал. Поезд прибыл в Клоога-Ранд. Все поднялись и направились к выходу.
Я был в замешательстве, проклинал поезд, остановку и все, что еще приходило в голову; проклинал себя, что не догадался выбрать более подходящий момент, мне казалось, что я израсходовал всю свою энергию и что пройдет немало времени, прежде чем я смогу снова заговорить об Агнес, и, кроме всего, для меня было просто непостижимо, как он мог так равнодушно говорить о своей жене, мол, разумеется, помнит. Мне оставалось лишь предположить, Что он догадывается, о чем я все время думаю, и старается обойти эту тему.
Мы разулись и пошли по раскаленному песку. Эйнар предложил отправиться берегом моря в сторону Лауласмаа, потому что если в такой день лежать на одном месте, тебя непременно хватит солнечный удар, к тому же раньше мы не раз доходили до Вяэна-Йыесуу и было бы славно вспомнить сейчас наши давние веселые прогулки.
Итак, мы брели вдоль берега по воде, то и дело заходя поглубже, чтобы искупаться, солнце по-прежнему пекло и только в воде можно было чувствовать себя человеком. К моему большому неудовольствию Эйнар ни о чем другом, кроме своих воспоминаний, говорить не хотел, и порой мне казалось — еще минута, и терпение мое лопнет, и тогда я выложу ему, что видел его жену с каким-то парнем, но я сдерживал себя, не мог опуститься до такой низости. Никто, очевидно, не в силах описать мое разочарование, когда в конце концов я рассказал ему все. Никакой реакции! Словно я рассказал ему о том, как ходил на рынок или в магазин. И вдруг мне стало ясно, что, возможно, все это моя собственная фантазия: кто-то что-то сболтнул о нем и об Агнес, а я не так понял; и в конце концов у меня не было никаких доказательств, что тот, с кем спала Агнес в ту отвратительную новогоднюю ночь, был именно он.
Я стал сам себе противен. Все во мне было настроено враждебно по отношению к Эйнару, и к морю я поехал только ради того, чтобы уязвить его. Я сам испортил себе день. К тому же я не могу похвастаться обилием друзей, встретить Эйнара и провести день с близким человеком было большим счастьем — он действительно был мне близок, ведь нас связывали самые искренние и чистые воспоминания детства.
Я догадывался, что в Ленинграде у него были какие-то неприятности, хотя он почти ничего о своей жизни не рассказывал. И теперь, вернувшись в Таллин, он ощущал себя здесь совершенно чужим. Я почувствовал, что у нас с ним слишком много общего, и тут наступил миг, когда я смог забыть все, что отдаляло нас друг от друга. Мы взбирались на дюны, бегали по мелководью, резвились и смеялись так, словно нам и впрямь удалось, преодолев годы, вернуться в детство. Наконец, когда мы, усталые и проголодавшиеся, добрались до крошечного Кейла-Йоаского пивного бара, я впервые за долгое время почувствовал себя по-настоящему счастливым и ничуть не сомневался, что Эйнар испытывает то же самое.
Читать дальше