Джейми Макгвайр - Весь этот свет

– Всегда, – сказал он и сел.

Миссис Мейсон прошла на кухню, принесла третью тарелку и поставила ее перед Эллиоттом.

– Извините, что вот так ввалился, – проговорил Эллиотт, энергично принимаясь за пиццу. – Мне просто хотелось убедиться, что с Кэтрин все в порядке.

– Понимаю, – ответила миссис Мейсон, садясь напротив нас. – Ты очень внимателен. Но в извинениях нет нужды. Вообще-то, мне спокойнее, когда ты здесь. Я и забыла, как это приятно, когда в доме есть мужчина.

– Рад помочь, – фыркнул Эллиотт.

– Еще у нас есть тревожная сигнализация, – обратилась ко мне миссис Мейсон. – Позже я дам тебе код.

– У нас? – переспросила я.

Миссис Мейсон улыбнулась.

– У тебя и у меня. Теперь ты живешь здесь.

Я улыбнулась. Психолог изо всех сил пыталась сделать так, чтобы я чувствовала себя здесь как дома.

– Сигнализация, наверное, новая.

– Мы поставили ее после того, как… – Она умолкла, ее щеки покраснели.

Воспоминания о той ночи живо всплыли в моей памяти, и я задрожала от унижения и гнева. Я зажмурилась и кивнула, уже в тысячный раз пытаясь забыть тот случай.

– После чего? – спросил Эллиотт.

– После того как Мейсоны вернулись домой и обнаружили там мою мать.

– Что? – поразился Эллиотт.

– После этого я впервые обратилась в Департамент национальной безопасности; это случилось спустя примерно полгода после смерти мистера Кэлхуна, – сказала миссис Мейсон.

– В смысле, она просто бродила по дому или что? – спросил Эллиотт.

Миссис Мейсон побледнела.

– Она пряталась под нашей кроватью.

– Под кроватью? – Эллиотт недоверчиво уставился на меня, ожидая подтверждения.

Я кивнула и вжалась в стул.

– Безумие какое-то, – пробормотал Эллиотт.

– Она не хотела нам навредить, просто запуталась, – добавила миссис Мейсон.

– Она лежала на боку, сжавшись в комок, и хныкала. Не защищайте ее, – вздохнула я. – Пожалуйста, не нужно.

– Ее арестовали? – спросил Эллиотт.

– Мистер и миссис Мейсон не стали выдвигать обвинение, – сказала я.

– И я до сих пор не уверена, простила ли ты меня, – проговорила миссис Мейсон.

– Я вас не виню. Я никого не виню.

– Ну что? – спросила миссис Мейсон, глядя на Эллиотта. – Ты нам расскажешь?

– О чем? – Эллиотт переводил взгляд с психолога на меня и обратно.

– Что тебе сказал Оуэн.

Эллиотт поерзал на месте.

– Я думал, он вам вчера сам сказал.

– Нет, – как ни в чем не бывало заметила миссис Мейсон. – Оуэн провел весь день в больнице.

– Ой. Как… как он сейчас?

– Насколько я поняла, отеки немного спали. Правая скуловая кость треснула. На твое счастье, твои дядя с тетей приехали в больницу, поговорили с родителями Оуэна и уговорили их не подавать жалобу, хотя детектив Томпсон пытался убедить их в обратном.

– Ему повезло, – фыркнул Эллиотт. – Я бил не в полную силу.

Миссис Мейсон выгнула бровь.

– Что он тебе сказал, Эллиотт? – спросила я. – За что ты так его избил?

Мне хотелось получить хоть какую-то причину. Разумную. Мне нужно было услышать от Эллиотта, что его спровоцировали, что на него давила окружающая нас обстановка всеобщей ненависти. Эллиотт был моим якорем, привязывающим меня к нормальности, и я боялась, что без него стану такой же, как мамочка.

Эллиотт отвел глаза.

– Это не имеет значения.

– На самом деле, имеет, – заметила миссис Мейсон. Она поджала ногу к груди, так что ее ступня упиралась в сиденье стула, а голень касалась края стола. Разумеется, это был продуманный, намеренный жест, как и все ее действия. Психолог хотела казаться более близкой к нам, чтобы Эллиотту было проще ей довериться.

– Он сказал… – Эллиотт глубоко вздохнул, а потом его прорвало. – Он назвал меня пожирателем кишок, а потом заявил, что Кэтрин – шлюха, к тому же наверняка беременна от меня.

У миссис Мейсон отвисла челюсть.

Сначала Эллиотт пытался не смотреть мне в глаза, но потом все равно поднял взгляд.

– Прости.

– «Прости»? Ты извиняешься после всего, что Оуэн тебе наговорил? – Я открыла было рот, чтобы разразиться гневной тирадой, но не смогла вымолвить больше ни слова. Тогда я закрыла глаза ладонью. – Эллиотт.

У меня задрожала нижняя губа. Мало того что Эллиотт стал объектом всеобщей ненависти, так теперь ему еще приходится выслушивать такие гадости. Я ведь не знала никого добрее него. От такой вопиющей несправедливости у меня внутри все переворачивалось.

– У меня нет слов, Эллиотт. Могу сказать одно: мне очень жаль, что тебе пришлось выслушивать такое, и постараюсь сделать все, чтобы в нашей школе подобное не повторилось, – проговорила миссис Мейсон.