— Ты знаешь ли, старик, где та холодная юрта?
Старик равнодушно покачал сморщенной маленькой головой:
— У монголов много юрт.
— Но ты можешь сходить к монголам.
— Отчего не сходить, парень? — вопросом ответил старик. — Что еще возьмут у меня монголы?
Он ушел, поскрипывая снегом, и вскоре же вернулся. Ему не пришлось долго искать аманатскую юрту. Едва он оказался в монгольском лагере, как у одной ветхой хижины, охраняемой цириком, увидел Иженеева сына Атаяха, уж его-то старик ни с кем не спутает: Атаях ежегодно приезжает к качинцам за соболями.
Прячась под обрывистым берегом реки в дырявой, плохо греющей козьей шубе, Маганах, приплясывая и постукивая зубами от мороза, не один день наблюдал за аманатской юртой. Караул у нее менялся не так часто и в одно время, вечерняя смена приходила уже в поздних сумерках, после этой смены лагерь понемногу начинал затихать. Именно вечернее мглистое время и решил Маганах выбрать для того, чтобы освободить князцов.
Оставалось ждать буранов, которые приходят в Киргизскую степь внезапно и потом бушуют подолгу на ее скованных льдом просторах. И непогодь как-то с полудня зашарилась легкой поземкой, завилась, потом стало все гуще пробрасывать клочковатый снег, а к вечеру так засвистело и заметелило вокруг, что сразу потемнела и вот уже совсем угасла земля. Буран жалобно постанывал и бесился, носясь по долине, и казалось: то камлает, неистово колотя в огромный белый бубен, страшный шаман, накликающий на людей неисчислимые несчастья. А еще в плаче и реве бурана Маганаху слышались горестные вскрики женщин и детей в разоряемых монголами улусах.
Маганах привычно перебрал волосяной аркан, попробовал на растяжку, крепок ли, перекинул через плечо и ушел в стылую, ревущую мглу. Лицо его сразу же ударило и обожгло холодом. И подумалось Маганаху, что это тысячи тонких ледяных игл впиваются в его кожу. Он не был твердо уверен, туда ли идет: не видел нигде ни костров, ни юрт, ни самого неба. И только одно охотничье чутье вскоре вывело его к той, отмеченной загодя, хижине. У ее двери, согнувшись крючком, сидел на карауле припорошенный снегом полузамерзший цирик. Караульный прятал голову у себя в коленях, ее совсем не было видно, и Маганах вначале принял цирика за безголового духа.
Караульный не вскрикнул, не полез в драку. Он покорно, как будто это так и надо, дал связать себя по рукам и ногам, очевидно, думая, что тоже имеет дело не с человеком.
— Ой, выходите, сородичи! — влетая в обледенелую, ничем не освещенную внутри юрту, в сильном возбуждении крикнул Маганах. — Вы свободны!
— Кто ты такой?
— Я — пастух Маганах из улуса Мунгата. Я связал цирика, и вы можете бежать отсюда!
— Но куда мы пойдем в буран? — послышался чей-то вкрадчивый и даже испуганный голос.
— Куда? Мы замерзнем.
— Я уведу вас далеко в тайгу, к охотничьим юртам. Скорее, — торопил Маганах. — А то будет поздно.
И тогда поблизости от него раздался резкий и злой крик:
— Пустая кишка!
Маганах недоумевал, что плохого сделал он, помогая киргизским князцам. Ведь они могут теперь идти, куда хотят: если не в тайгу, то за Енисей, к тубинцам. Тубинцы спрячут надежно, никакие ханские ертаулы не отыщут князцов.
— За твою измену придется отвечать нам. Нас удавят за убитого цирика.
— Я его только связал, — возразил Маганах.
— Тогда тащи в юрту.
Маганах засучил рукава шубы и легко, как ребенка, взял цирика на руки. Но едва со своей живой ношей, отбросив войлочный полог, он вошел в юрту, его несколькими ударами сбили с ног и до хруста костей прижали к земле. Он не понял, кто и почему так круто и неизвестно за что расправляется с ним. И как бы отвечая на его молчаливый, недоуменный вопрос, кто-то жестко бросил ему из мрака:
— Вражда рождает войну.
— Я Иренек. Я не допущу, чтобы отсюда бежал не имеющий разума.
Пастуха скрутили тем же прочным волосяным арканом, которым до этого был связан цирик. Маганах неподвижно лежал у двери юрты в ожидании смены караула, потом его должны были увести в ханскую тюрьму. Лежал он, неизвестно за что обиженный, и вспоминалась ему сказка, рассказанная как-то мудрым Торгаем.
Сказка была о том, что жил человек по имени Каскар. Он объезжал табуны и увидел камень на горе, а под камнем еле живую змею.
«Освободи, я тебе много добра сделаю».
Каскар был добрым, он взял и освободил ее. А она попросила отнести ее на другую гору.
«Я обессилела, лежа под камнем», — сказала она, и тогда человек положил змею за пазуху.
Читать дальше