Анатолий Чмыхало - Дикая кровь

Письмо было одобрено воеводою и незамедлительно послано в Сибирский приказ с верными казаками, везшими в Москву мягкую рухлядь.

Еще на канской дороге Куземко спросил Бабука, верно ли, что этот узкий, как шило, нож дал Гриде подьячий Васька Еремеев. Бабук удивленно посмотрел на Куземку и сказал:

— Аха.

— И сколько же Васька хотел за него?

— Две шкурки, однако.

— Я сам рассчитаюсь с подьячим.

Горестными, мучительными были неотвязные Куземкины думы. Курил Куземко беспрестанно и все думал. Вот и нашел он наконец то, что искал по сибирским окраинным острогам столько долгих лет. Теперь Куземко узнал, кто коварный убийца его отца, и теперь жестоко отомстит душегубцу.

Первым его желанием было поехать в приказную избу и там, прямо перед воеводою, покарать злодея Ваську. Но тогда не сносить и своей головы, а как же маленький Илейка и Санкай? Помрут они, околеют с голода и холода без него.

Вспомнилось: Михайло Скрябин записал Куземку в казаки, а записывать гулящих на цареву службу запрещено. Уж не Васька ли приложил руку к той скорой записи, узнав в Куземке сына безвинно загубленного им кормчего? Куземко сильно похож на своего отца. И добился Васька казачьего звания гулящему, чтоб так искупить свой великий грех. Да к тому же недолгая жизнь у порубежного казака, может в первом же бою с нехристями казак сгинуть…

За убийство страшное висеть тебе, окаянный Васька, на скрипучей осине. А ты думал, скроешься, уйдешь от Куземки, нет, Куземко матушке родимой поклялся, что непременно отыщет и сам казнит разбойника смертью.

А сразить душегубца, знать, лучше бы тайно, вон как Харю за острожной стеной прикончили. Сколько потом ни искали — виноватого не дознались. Подкараулить бы так Ваську, когда он выедет из города на пашню! Но до весны ждать долго, а сейчас ему нечего делать в поле. Ну а если вечером вызвать подьячего на улицу обманом, будто к воеводе?

Так, готовя и выдумывая Ваське лютую казнь, Куземко угрюмо бродил по городу с тем отцовским сточенным ножом за пазухой, а спать ложился — клал его себе в изголовье. И думал, думал. Но чем чаще представлял себе, как на захваченном ватажкой дощанике ни за что убивали отца, тем больше сомневался, что убийцею был подьячий Васька. Он ведь сморчок, не подпустил бы его к себе близко богатырь-отец. Но случается — бьют, подбираясь сзади, а ударом сабли можно свалить быка. И все-таки никак не походил Васька на волжского лихого гулебщика.

О подьячем решил расспросить Степанку Коловского. Было то в субботний день. Отдыхая после бани, разопревший хозяин пил в постели квас с тертым хреном. Куземко тихо, словно крадучись, сунулся к нему в спаленку и сказал:

— Дивно, как Васька Еремеев над воеводами властвует. В иных городах не больно чтут подьячих и простому казаку их слово — не указ.

— Плут Васька, да умен. И заведеньям московским его не учить, — дивясь Куземкиным словам, ответил Степанко.

— На Красном Яру он с каких пор?

— Сослали Ваську по указу государя, дай бог памяти, годков с двадцать тому. И был определен Васька в казаки, да тогдашний воевода приметил в нем умельца приказного и взял к себе. С того дня и сидит он в приказной избе, — все еще не понимая, зачем это нужно Куземке, сказал Степанко.

— За грех-то какой сослали?

— Плут он, неправду писал в бумагах посольских. А тебе что?

— Каки таки бумаги?

— Спаси, господи, и помилуй, в царские палаты вхож был Васька, с иноземцами к царю на поклон ходил, с боярами ездил в разные иные земли, да что-то с умыслом в бумагах напутал…

— А дощаники он не грабил?

Степанко рассмеялся, аж слезы на мутных глазах закипели:

— Дурной ты, такие люди на разбой не ходят. Гулебщику удаль нужна, а где ее взять Ваське? Вот Родион Кольцов годен в гулебщики, ему сабля, что женка родная, кистень — братец любезный. У Алтын-хана на спор боролся с мугальским батором, уложил того мугала. Помнится, Родька парнем был, а в остроге в ту пору жила девка Авдотья, в Енисейский острог потом съехала, эта Авдотья была ох уж и дородна и мужиков приискивала. Держала она за обычай: на те сладкие забавы парни носили ее на руках. Собирались по трое и по четверо. Они и донесут ее до леса, да так умаются, что уж и ничего-то им не надобно. А Родион один носил ее туда и обратно.

Куземко уже не слушал хозяина, думал о своем. Если не Васька, то кто еще, кто? У кого взял нож подьячий? Однако долг Ваське — двух соболей — платить надо. Занять бы где шкурок, что ли.