Нэнси Митфорд - Любовь в холодном климате

Я начала было возражать и доказывать, что Полли вовсе не скучная и не надутая, когда он вдруг впервые назвал меня «Фанни», и это вызвало во мне такие бурные чувства, которые я хотела тщательно обдумать потом в одиночестве. Миссис Чаддерсли Корбетт крикнула мне из-за плеча принца Уэльского:

— Привет, моя дорогая! Есть новости от Скакалки? Ты все еще влюблена?

— Что все это значит? — спросил мой партнер. — Кто эта женщина? И кто такая Скакалка? И это правда, что вы влюблены?

— Миссис Чаддерсли Корбетт, — ответила я.

Я чувствовала, что еще не пришло время рассказывать о маме.

— А как насчет любви?

— Ничего, — сказала я, краснея, — просто шутка.

— Хорошо, я бы хотел, чтобы вы были на пороге любви, но еще не вступили в нее. Это прекрасное состояние души.

Но, конечно, я уже прыгнула за этот порог и мысленно плыла в синем море иллюзий к островам блаженства, а на самом деле к домашней работе, беременности, родам и обычной жизни замужней женщины.

Толпа благоговейно умолкла, когда члены королевский семьи собрались возвращаться домой. Безмятежно улыбались великие персоны, уверенные, что дома в спальне их ждет традиционная холодная курица на подносе; потрепанные жизнью монархи-изгнанники, толпились вокруг стола с закусками, словно неуверенные, что завтра им вообще удастся поужинать; молодые члены королевских семей, собирались танцевать до утра с маленькими аккуратными женщинами типа миссис Чаддерсли Корбетт.

— Как долго они задержались. Это триумф Сони, — услышала я слова Малыша к своей жене.

Танцоры расступились, как Красное море, образуя проход, вдоль которого кланялись и приседали в реверансе господа и дамы и по которому лорд и леди Монтдор провожали своих гостей.

— Рад был вас видеть, мэм. Да, на следующей неделе. Как мило с вашей стороны…

Монтдоры вернулись в картинную галерею, сияя счастливыми улыбками и говоря, ни к кому персонально не обращаясь:

— Такие простые, такие милые, довольны любой мелочью, которую для них делают, такие прекрасные манеры, такая память. Все были изумлены тем, как много они знают об Индии, махараджа [15] Великий князь был просто поражен.

Они говорили так, словно члены королевской семьи настолько удалены от общества, что малейший признак человечности и даже факт, что они общаются с помощью человеческой речи, достоин был восхищения. Оставшуюся часть вечера я провела в счастливом забытье, очнувшись только в пять утра в отеле «Горинг», где мы все остановились, с мыслями о мистере Уинчеме, который ясно дал мне понять, что не прочь продолжить наше знакомство.

Итак, Полли была представлена лондонскому обществу и до конца сезона добросовестно исполняла свою роль красавицы так же, как делала это на балу — холодно и безразлично. Она выполняла все требования матери — посещала вечеринки, носила модные платья, заводила друзей, которых леди Монтдор считала подходящими и никогда по собственному выбору, а так же не давала повода для сплетен. Она так же не делала ничего, чтобы создать вокруг себя атмосферу веселья, но леди Монтдор была слишком занята собой, чтобы заметить, что Полли, будучи милой и уступчивой, ни на минуту не разделяет ее удовольствия от многочисленных развлечений. Сама леди Монтдор наслаждалась всем этим необыкновенно и, казалось, была вполне удовлетворена поведением Полли, в восторге от внимания, которое та получала, как самая красивая дебютантка года. Она действительно была слишком занята, слишком увлечена бурным водоворотом светских дел, чтобы поинтересоваться, имеет ли Полли успех, а, когда все закончилось, они уехали в Шотландию, где, без сомнения, среди туманов и вереска она смогла подвести итог. Они исчезли из моей жизни на многие недели. К тому времени, когда я увидела их снова осенью, их отношения вернулись к прежнему знаменателю, и они явно были очень недовольны друг другом.

Я жила в Лондоне, потому что тетя Эмили сняла на зиму небольшой дом в районе Сант-Леонард Террас. Это было самое счастливое время моей жизни, потому что я обручилась с Альфредом Уинчемом, тем самым молодым человеком, чья спина нарушила мой душевный покой на балу у Монтдоров. В течение нескольких недель, предшествовавших моему обручению, я постоянно виделась с Полли. Обычно она звонила утром.

— Чем занимаешься, Фанни?

— Страдаю, — отвечала я, что означало «страдаю от скуки», недомогание, от которого предпочитали изнывать девушки, не работающие в различных общественных организациях.