Олеся Куприн - Южные помидоры - рассказы о доме с синей дверью и черешневом компоте

Это так славно — гулять вечерами, как будто завтра нам никуда не идти, словно сегодняшний день не закончится. Непрекращаемость мая.

Но неминуемо наступают осень и сумерки. О них не думаешь, забываешь, что они будут, и кажется, что впереди еще целая жизнь, впереди лето.

И тебя ждут душистые арбузные корки, оставленные после обеда, вспененное босыми ногами море и холодное эскимо на палочке, с ломкой шоколадной глазурью.

И ты закрываешь на минуту глаза или отворачиваешься, прикрывая лицо ладонью, ты только на мгновение переводишь взгляд на часы, а вокруг уже стемнело, и деревья роняют сухие листья.

Мне кажется, я могу все успеть, но в середине ночи, когда окна уже раскрыты не настежь, как это бывает днем, сквозь небольшую щель вместе с уличным воздухом проникает шум. В тишине заснувшего дома слышно, как надвигается дождь. Нарастающий гул обрушивается на крышу, наваливается осенней водой. И я оставляю все мысли о завтрашних делах, замираю, чтобы услышать, как наступает октябрь.

Октябрь еще ничего. Не холодно, не грустно. Море еще теплое, объятия крепкие, и я стараюсь не думать о ноябре. Ведь в ноябре на кухне появится какой-нибудь торт, размерами с теплоход или маленькую южную страну. Поплывет к завтраку и не захочет слушать, что не время, что еще октябрь, что по вторникам мне хочется пересоленного омлета, но отказать не смогу. Угрюмый теплоход в густом шоколаде уже швартуется.

Одеяло свернуто в плотный тугой кокон. Глубоко в груди, где-то под ребрами, ворочается надежда, что к моменту, когда май действительно произойдет, из ватного плена, из простыней и перьевых подушек вылупится что-то прекрасное, а совсем не то, что кровать бережно хранит сейчас.

Утром Н. укрыл меня и сказал, что на улице осень, придавил край одеяла котом, чтобы кокон не размотался, и оставил так до вечера, лежать среди полупустых кофейных чашек и фантиков от конфет, пока он не вернется домой.

Вставать незачем. Просыпаться? Чтобы босыми ногами по холодному полу, чтобы разбудить котов и замерзнуть у дождевого окна? Чтобы надевать шерстяную кофту и, не оглядываясь, не попадать продрогшей рукой в рукав? Чтобы сердиться на непогоду?

Когда закрываешь глаза до сумерек, не ждешь и пугаешься того, как рано они наступают, как топчутся по ногам. Но если зажмуриться, когда темнота установилась уже повсюду, то, как часто бы ты ни открывал глаза, до наступления утра будет еще слишком долго. Рассвет и весна никогда не торопятся.

Н. читает книги и вместо закладок использует наши фотографии, те, что в ряд по четыре, из фотобудок. На этих фотографиях мы всегда целуемся, корчим рожи или не успеваем улыбнуться, глядим мимо кадра. Затвор ловит случайное выражение в снимок.

И вот книжными закладками наши лица соприкасаются со страницами. Я прошу его никогда не останавливаться на сложных моментах, на драмах или убийствах. Я хочу лежать среди путешествий, признаний в любви или на одной из площадей Барселоны. Хорошо, если все так и произойдет с нами, даже когда книга будет отложена в сторону.

Я читаю книги и вместо закладок загибаю уголки хрупких страниц. Со временем переломанные листы уже не указывают на то, где было прервано чтение. Он просит меня беречь печатную гладь. Я просовываю лоб ему под подбородок и не могу ничего обещать. На ночь оставляю книгу раскрытой, жду, что мне приснится Таксим.

В южных городах мы перечитываем путеводители, на полях отмечая рыбные рынки и пешеходные улицы. Нам нравится кочевать из города в город, забредая в палатки к уличным торговцам, чтобы потом готовить ужин на маленькой кухне, чтобы дом пропах ароматом моря.

В солнечные дни на плиту попадают омары и большие креветки, в пасмурные — обязательно готовится рыбный суп. Особенный ритуал — выбирать с прилавка морских ежей, присматривать к ужину красного скорпиона — пухлую колючую рыбу — и мерить килограммами ракушки мидий.

Мы храним эти исписанные путеводители, в некоторых не хватает листов, недостает закладок. Но когда кто-то из нас двоих находит их среди книжных полок, вместе с ними всплывают и площади городов, и вечера у воды. Мы трогаем страницы пальцами и снова уводим в проулок наши разогретые солнцем спины.