Омар Кабесас - Горы высокие...

Воспоминания — это самое интимное, что есть у тебя. Ты стараешься дать пищу своим воспоминаниям, освежаешь их в памяти, лежа ночью в гамаке и беспокойно ворочаясь.

А когда ты получаешь письмо, подобное тому, что написала Клаудия, воспоминания блекнут, разрываются на части, словно рвется единственная, невидимая нить, которая связывала тебя с прошлым. Получив письмо, я почувствовал себя страшно одиноким. И прошло какое-то время, прежде чем я нашел в себе силы отправить Клаудии письмо, которое закончил стихами о том, что не собирался умирать в связи с тем, что произошло, что сегодня наша борьба — главное дело жизни, что, если бы не «СВОРИС» (начальные буквы нашего лозунга «Свободная родина или смерть»), моя жизнь не стоила бы и ломаного гроша. Если бы смыслом моей жизни не была бы борьба за освобождение Никарагуа, я бы просто превратился в дерьмо.

К счастью, этого не произошло. Однажды рано утром я вышел из амбара и отправился на кофейную плантацию, чтобы умыться в овражке. Я умылся, причесался, уселся под апельсиновым деревом и стал высасывать сок из апельсина. Ножом я снимал кожуру, и ее кусочки падали на землю. Меня вдруг охватило странное ощущение — показалось, что подобно кожуре с апельсинов от моих пальцев отделяются кусочки кожи. Об этом страшно было и думать. И только когда я закончил очищать апельсин, я почувствовал некоторое облегчение, почувствовал, что мне становилось легче. Мне даже показалось, что будущее замаячило впереди, замелькало на кончиках пальцев, что достаточно лишь сжать руку в кулак, чтобы ухватить его, это будущее. Я сказал себе: у меня теперь все в будущем, я построю новую жизнь и окрашу всю историю своей жизни в свой любимый цвет. Мы попросили. Хильберто найти Моисея Кордобу и передать ему, что вечером мы придем к нему. Местные жители в какой-то степени уже привыкли к нашему присутствию, поняли, наверное, что это не так уж опасно. В эту ночь мы добрались до скалы, удобной для ночлега. На следующий день нам принесли горячей фасоли, лепешек, курицу. Разумеется, мы долго говорили с Моисеем. Я просил Моисея отвести меня к его отцу, старому сандинисту. Пока Моисей обдумывал, как лучше это сделать, я устанавливал контакты с другими людьми, с которыми познакомил меня Моисей. Кордоба испытывал меньше страха, чем другие, а может, он лучше других представлял себе, что мы за люди, к тому же он прекрасно понимал, о чем идет речь, потому что еще до нашего прибытия отец рассказывал ему о борьбе Сандино.

В тех местах я побывал в трех домах, познакомился со многими людьми. Объем моей политической работы значительно возрос. Семья Моисея Кордобы пользовалась особым уважением среди населения, и то, что они меня приняли в свой дом, привело к тому, что другие люди меньше стали бояться меня. Если уж семья Кордобы сделала так, то и другим, значит, можно было поступать так же. Днем я находился на скале, на краю ущелья, а когда темнело, спускался в дом Кордобы. Ночами на ранчо за несколькими чашечками кофе, за длинными разговорами мы решали наши будничные проблемы, и одновременно с этим крепла наша дружба. Укрепив отношения с местными жителями, я все чаще направлял разговор в политическое русло. Сначала я спрашивал людей, принадлежит ли им земля, на которой они живут, и ответ всегда был отрицательным. Они отвечали, что земля принадлежит богатым людям, или просто смеялись над моими вопросами, воспринимая их как шутку, а порой низко опускали головы — ведь владение землей для крестьян оставалось несбыточной мечтой. Об этом мечтали их отцы, деды и прадеды, но никогда земля не принадлежала ни им, ни их отцам, ни их дедам. И мы вели среди крестьян серьезную политическую работу, стараясь популярно и доходчиво разъяснять им, в чем причина такого положения и можно ли добиться каких-либо прав. Помещики, их отцы, деды и прадеды постепенно отбирали у крестьян землю, и нынешнее поколение крестьян уже не имело права на земли, которыми когда-то владели их предки. Помещики захватили все земли. Теперь крестьяне вынуждены были засевать земли, арендуемые ими у помещиков, и продавать тем же помещикам урожай. Разумеется, соль, материалы, мачете, лекарства и прочее крестьяне также вынуждены были покупать у помещика.

Я брал крестьян за руки — а руки у них были тяжелые, сильные и грубые — и спрашивал их: «Отчего у вас эти мозоли?» И они отвечали, что мозоли от мачете, от постоянного соприкосновения с землей, работать на которой им приходилось денно и нощно. Я пытался заставить их поверить в то, что и от них зависит воплотить в жизнь свои мечты, а для этого нужно бороться не щадя жизни и постоянно подвергая себя риску.