Алла Калинина - По образу и подобию

День прошел, как всегда, замечательно. Вера ее учила, как выгибать руки, как правильно ставить ноги, ногами она выделывала прямо чудеса — на одной стоит, а другую возьмет двумя руками и вытягивает прямо вверх, аж за ухо, а сама в это время телевизор смотрит или книжку читает. Замечательно это у нее выходило, но Ксения не завидовала, у каждого в жизни должен быть свой интерес, у Верки — танцы, а у нее, у Ксении, что? Она еще не придумала, она большое значение придавала случаю, и хотелось ей встретить какого-нибудь удивительного человека, вроде Веркиного Владимира Афанасьевича, и чтобы он сразу в нее влюбился, а дальше уж как получится, — могла бы она и за границу уехать, если бы было с кем, могла бы и учиться, если б надо было, могла бы и в искусстве в высший свет войти, потому что хотя Верка и намекала, что у нее внешние данные не те, но зато уж актерских данных у нее никто не отнимет. Кто из девчонок может так соврать, как она? И не запутаться и не сбиться, потому что она как бы и не врет вовсе, а входит в роль и сама уже во все верит и переживает, как по-настоящему. Что же это, если не актерский талант? Вот то-то и оно. Но только пользы с этого пока никакой нет. Кто ее возьмет в искусство без связей? Уж настолько-то она в жизни разбиралась.

Пора было выкатываться от Верки, опять сидеть на скамейке, пока она не выйдет гулять. Это хорошо, что лето, а как бы зимой? Нет, без своего угла тоже не жизнь. Разве это справедливо, что у стариков, которым жизнь уже безразлична, все есть, а молодежи надо мучиться в нищете? Нет, если бы что-нибудь зависело от нее, совсем бы не так она все устроила, совсем по-другому…

Потом они отправились с Веркой в ЦПКиО. Верка была такая разодетая, что Ксения даже покраснела от досады, а Верка достала из сумочки нитку красных бус и с ухмылкой протянула Ксении:

— На, надень. Да не бойся, они не Клавдины, это мне девчонка одна дала поносить.

И они отправились гулять по дорожкам, чинно, под ручку, нюхали рассаженные на клумбах цветы, шептались, хихикали, присаживались на лавочки, если рядом была интересная молодежь. Но что-то не везло им сегодня, никто не заговаривал с ними, никто ими не интересовался. На эстраде играл какой-то старомодный оркестр, и сидели перед ним одни сморчки в панамочках, и дождь начал накрапывать некстати. Ксения не прочь была с горя покататься на аттракционах, но Верка пожалела денег, она копила на сапоги. И разговор, который давно собиралась завести с нею Ксения, тоже не ладился, а так важно ей было узнать, как все было у Верки с Владимиром Афанасьевичем, это Ксении не из любопытства нужно было, а для жизненного опыта. Но Верка этой темы почему-то избегала, то ли наврала все, то ли у них что-то там вышло не так. Все больше сомневалась Ксения, да есть ли он на самом деле, этот Владимир Афанасьевич, и если есть, то правда ли, что он за границей? А может быть, он просто бросил Верку и надеяться на него в будущем — чистая глупость?

Домой она вернулась рано и в плохом настроении. И Жорик открыл ей дверь тоже какой-то встрепанный и помятый.

— Явилась? — сказал он скучным голосом. — Очень хорошо. Я давно уже хочу с тобой поговорить, да все как-то не получается. Не до тебя мне, понимаешь? У меня у самого голова кругом, а тут еще ты… Ну, одним словом, нет у меня таких денег и негде взять. Ехала бы ты назад, а? Все равно тебе надеяться не на что. Знаю, что нехорошо, знаю, но ты мне как кость в горле торчишь, понимаешь ты это? Мешаешь ты мне!

Ксения стояла набычив голову. Зареветь ей было раз плюнуть, тем более такое настроение, она и заревела, ожидая, что будет дальше.

Жорик забегал, заахал, махал руками, но Ксении было безразлично, что он там бормочет, она вела свою роль:

— Я уеду, уеду, не беспокойся, я бы завтра уехала, если бы было куда, — это, между прочим, правда была, ей уже тоже немножко надоело на одном месте. В общем-то прав Жорик, пора сматываться, наигралась уже. Она громко хлюпнула носом, прислушалась и хлюпнула еще, пожалостливее. Жорик подскочил как ужаленный:

— Да перестань ты реветь! Не гоню же я тебя, черт возьми, просто объясняю: ничего ты здесь не высидишь, понимаешь? Нет у меня денег! Сама о себе позаботься, здоровая баба уже, а сидишь и ждешь, когда тебе все само в рот упадет. Не жди, не обломится, вот я о чем с тобой разговариваю, дошло или нет?

До Ксении дошло. Правильно мыслит этот Жорик. Ну еще недельку она покайфует, а дальше что? Надо о будущем думать, время-то идет.

Ночью она не спала, ворочалась под простыней. Душно было, парило, дождь вчера так и не разгулялся, и сейчас было влажно, как в бане, давило. Она встала, грудью легла на узенький пыльный подоконник, высунулась в окно. Ни звездочки не было на небе, ни ветерка в воздухе, только где-то вдалеке погромыхивало, прокатывалось да мерно гудела за домами большая улица. Живут же люди! И ночью не спят, носятся куда-то, а она? Закупорилась с этим заучившимся чудиком на восьмом этаже и ждет, пока грянет гром. Не грянет он, нечего и ждать. А если бы даже и грянул, так что? Все равно бы ничего у них не вышло. Разные они, все равно бы Ксении с ним не ужиться, она бы со скуки померла. Значит, пора о себе позаботиться. Голова все-таки этот Жорик, правильно сказал, само в рот ничего не упадет. Она стащила с себя рубашку и улеглась поверх простыни, голая, на Жорика плевать, а думалось так легче, даже ознобец легкий пробегал по распаренной коже. Вот так-то лучше, глупо стесняться себе во вред. И даже появился у нее соблазн повернуть к себе зеркало, чтобы полюбоваться всласть, как она сейчас выглядит, но она этот соблазн отмела. Некогда сейчас заниматься пустяками, думать надо, что сейчас делать. На вокзал с чемоданом не пойдешь, это тебе не собачья дача, а Москва, здесь слезьми изойдешь, переступят через тебя, никто не обернется, Москва слезам не верит, торопится жить. Да и что ей высиживать на этом вокзале, билет подальше в один конец? Больно надо! Ей человек нужен, человек! Ей в институт надо в какой-нибудь технический, вот куда, и без чемодана, а, наоборот, совсем налегке, чтобы не пугать сразу, и улыбочку сделать такую веселенькую, как будто ждет кого-то, дождаться не может. И обязательно кто-нибудь спросит: «Девушка, вы не меня ждете?» — а она скажет: «Может быть, и вас, это большая тайна», — а он скажет… Нет, это уже пошла ерунда, но главная мысль была дельная, дельная. В институтах сейчас идут экзамены, народ разъезжается, кто в отпуска, кто на практику, народ молодой, но перспективный, и настроение летнее. Вот что ей надо, вот! Она натянула на себя простыню и, довольная, почти счастливая, закрыла свои бесцветные цепкие глазки.