Ференц Каринти - Будапештская весна

В двенадцатом часу меня разбудил мистер Финчи. Голова трещала, в желудке урчало, и я, хотя принял душ и почистил зубы, никак не мог почувствовать себя бодрым. Остальные ребята были отнюдь не в лучшем состоянии. Оказалось, ночью они долго искали тот бар, хозяином которого якобы являлся венгр, а когда наконец отыскали его, то выяснилось, что венгром был не хозяин, а старший официант, который, к сожалению, уехал в отпуск. Тогда они зашли еще в два подобных заведения. Ничего примечательного они там не видели, просто много пили и, следовательно, много истратили денег. Когда в такси возвращались в отель, Агоштону стало плохо. Тогда мы начали приставать с расспросами к Очи, но он не удостоил нас ответом, изобразив из себя прямо-таки английского лорда.

Весь день мы провалялись в отеле, и только один Додо Рац утром ходил в город, где пытался продать свой фотоаппарат, чтобы хоть в какой-то степени выправить наше незавидное материальное положение. В Нью-Йорке за него дали бы хорошие деньги. Анти Куруц продал там свой фотоаппарат ровно за двести долларов. А Додо явно не везло: кому только он ни предлагал фотоаппарат, никто не хотел покупать. В конце концов он загнал его на барахолке за сто двадцать долларов. Когда же он вернулся в отель, к нам в номер пришел лифтер, которому Додо утром говорил о своем намерении. Лифтер сказал, что у него есть покупатель, который согласен заплатить за фотоаппарат сто восемьдесят долларов.

Раздосадованный Додо помчался на барахолку, чтобы забрать фотоаппарат обратно, но человека, которому он его продал, уже и след простыл.

Когда Додо вернулся в отель, мы решили его разыграть и поручили это Зимани. Карчи с каменным выражением лица заявил, что прочитал в местной газете объявление о том, что какой-то мистер хотел бы приобрести фотоаппарат хорошей марки за двести пятьдесят долларов.

— А ну, покажи газету! — набросился на него Додо и вырвал газету, которую Зимани нарочно взял в руки. Ребята так и покатились со смеху. Додо, красный как рак, бросился с кулаками на насмешника, прорычав: — Скотина же ты!

— А ну, брысь от меня, старина… — огрызнулся Зимани, и, если б в холле не появился наш гид Боб Финчи, возможно, не обошлось бы без драки.

Погода не менялась, жара не спадала. Мы буквально задыхались. Боб рассказал, что сто лет назад на месте Майами находилось болото, да и до сих пор в окрестностях много зловонных источников.

Между тем в небе не переставали гудеть самолеты, то сильнее, то тише. Местные жители, наверное, привыкли к этому непрерывному гулу с неба, но мне лично он действовал на нервы. Мы и без того чувствовали себя не ахти как, и все от необычного для нас образа жизни — от бдения и гулянок по ночам, да и оттого, что вот уже несколько недель подряд десять здоровых мужчин жили бок о бок, мозоля глаза и надоев друг другу до чертиков.

Обед в тот день мне совсем не понравился. Я поковырялся в тарелке — аппетита не было. Остальные тоже пребывали в мрачном настроении, нервные, готовые из-за пустяка разругаться и даже подраться. Потом мы засели за традиционный покер, но играли вяло и каждую минуту спорили. Петерфи и Зимани на первом же кону поднялись с мест. Я тоже не вынес спора и пошел к себе в номер.

Приняв душ, я опустил жалюзи, но солнце светило прямо в окно, и жалюзи мало помогали. Лежа на кровати, я тяжело дышал. Казалось, мне не хватало воздуха, да и рев самолетов раздражал. В этот момент мне страстно захотелось увидеть Дженни. Через несколько минут это желание переросло в такое необузданное чувство, что мне чуть не стало плохо. Правда, сколько я ни старался, я не мог вспомнить ее лица, но зато буквально физически ощущал ее теплое упругое тело, будто вновь танцевал с нею. Чтобы хоть как-то отвлечься, я стал думать о родных: об отце, сестренке и Корнелии, но они находились так далеко от меня, что казались нереальными.

Я внимательно осмотрел обстановку номера: диван, шкаф, письменный стол, трюмо, торшер, тумбочку со встроенным в нее экраном телевизора, белый телефон, книгу телефонных абонентов, библию. Все это было сделано добротно, элегантно и, я бы сказал, с комфортом. Всеми этими вещами было удобно пользоваться, но в то же время все они были такими одинаковыми и казенными. Ведь и соседний отель, и сотни тысяч номеров во всех других гостиницах были обставлены точно такими же вещами и точно в таком же порядке, как мой номер. От сознания этого мне вдруг стало так горько, что я заплакал.

«Где я? Зачем я здесь? Что мне здесь нужно?» — билась в голове тревожная мысль.