Ференц Каринти - Будапештская весна

В столь поздний час заведение оказалось набитым до отказа. Пришлось усесться на высоких стульчиках у стойки бара. Основными посетителями этого ресторанчика были матросы. Эстрада была построена полукругом. Женщины, выступавшие в ревю, сидели за столиками и выпивали. Выступали они по очереди. Все они были одеты по-разному: одна в вечернем платье, другая — в дорожном костюме, третья — в спортивном костюмчике для игр в теннис, четвертая — в кринолине, пятая — в тирольской национальной одежде. В конце программы каждая из них раздевалась и представала в чем мать родила.

Мы со своих мест хорошо видели, что у них надето под верхним платьем, и потому уже заранее знали, кто из них что будет снимать в следующий момент. Когда очередь раздеваться дошла до пятой по счету девицы, интерес к ним у нас пропал, их трюки уже никого не волновали.

— Какую из этих красоток выбрать? — пошутил Моцинг, обращаясь к Очи, самому молодому из всех нас. Ему едва исполнилось восемнадцать лет, он еще не знал женщин, и потому мы довольно часто подтрунивали над ним. Этот паренек с румяным детским лицом, обрамленным светлыми волосами, которые волнами спадали ему на лоб, походил на студента.

— Ни одна нисколько не интересует, — махнул рукой Очи, придав своей физиономии безразличное выражение.

Тем временем официант принес нам напитки: после вина, в изобилии выпитого у Таллоша, нам захотелось пропустить чего-нибудь покрепче, и мы заказали коньяк и виски.

Рядом с нами сидел пьяный матрос. Он то и дело выкрикивал что-то, обращаясь к женщинам, демонстрировавшим свои прелести, и тянул к ним свой бокал, стараясь дотянуться кому-нибудь из них до ноги. Одна из женщин так рассердилась на матроса, что нарочно наступила ему на руку.

Затем объявили перерыв, но оркестр продолжал играть. Оркестр состоял из одних негров. На них были украшенные золотым шитьем костюмы с погончиками, отчего все они казались какими-то африканскими генералами.

В перерыв многие ушли домой. Стало несколько свободнее. Нас усадили за два стола, составленных вместе. Только мы уселись, как к нам неожиданно подошел высокий черноволосый мужчина с усами. Я его не узнал, но старшие из нас — Руди Шмидт, Зимани и Рац — сразу же признали его и с удивлением воскликнули в один голос:

— Атти Шимон! Как ты сюда попал?

— Узнал, что вы здесь, — ответил тот без особой радости, — Ну, что нового?

— А почему ты не разыскал нас раньше?

— Ну и что?.. Все равно же встретились…

Теперь и я вспомнил Аттилу Шимона. Когда-то он был профессиональным спортсменом-пловцом и входил в команду по водному поло, но лет восемнадцать назад уехал из Венгрии за границу. И хотя он в свое время играл со многими из наших ребят в одной команде, я не заметил особой радости на его лице при встрече с ними. Он сел за наш столик, но с таким видом, будто долго задерживаться здесь не намеревается и спешит по делам. Глядя на него, нетрудно было заметить, что он уже порядком выпил. Глаза его бегали по сторонам. Когда мимо нашего столика прошел официант, Шимон заказал бутылку виски.

— Ну расскажи, как ты? — набросились мы на него с расспросами. — Ты здесь живешь?

— Ага.

— А чем занимаешься?

— Торговлей.

— Чем же ты торгуешь?

— Спортивными товарами.

— И хорошо идет дело?

— Зарабатываю. — Шимон пожал плечами. — Здесь все только тем и занимаются, что делают деньги.

— У тебя есть своя машина?

— Есть. Ну и что?

— А на родину не тянет? — через стол спросил долговязый Блашко.

— Нет.

Шимон уже дважды успел налить себе в стакан виски, не разбавив содовой, а лишь бросив в стакан кусочек льда, и так выпил.

— Как твоя жена? — поинтересовался Руди Шмидт.

— Мы с ней разошлись… На родину меня не тянет. Понимаете? Совсем не тянет! Даже вот настолечко. — И он показал на кончик мизинца.

— А спортом занимаешься?

— У меня от лавки до дома — два шага шагнуть, — объяснил Шимон и снова выпил. — Два шага, понимаете? Вот как отсюда и до того столба… Но мне и на них жалко тратить энергию…

И он начал хвастливо разглагольствовать о том, о чем нам в Америке прожужжали уши все встреченные венгры: у него, мол, здесь есть и то, и другое, и ему совершенно нет дела до того, что сейчас происходит на родине…

— Придешь завтра на соревнование?

— Правда, я уже здесь три раза все распродавал и переводил деньги в Вену… Чтобы там пожить, но… Потом все заново переделывал. И все из-за жены, тогда мы еще жили с ней вместе…