Вадим Сикорский - Капля в океане

Д. Д. быстро облачился во все теннисное и, посмотревшись в зеркало, остался доволен собой. Только чуть посильнее пригладил волосы, и без того словно припечатанные к его аккуратной голове, пробор как по линейке. Улыбнувшись самому себе, он отправился к машине, ракетка уже лежала на заднем сиденье.

Кира Александровна после проводов Юлиана переночевала у сестры, а на следующее утро сестры снова пили чай все с тем же нескончаемым Юлиановым тортищем. И снова Пароход Воспоминаний, и они уже не за пожилым чаепитием, а крадутся тайком от строгих классух вдоль оврага к соблазнительным грядкам, где белеют капустные кочаны. Если бы Д. Д. попал по адресу: век № 20, год № 16, — он воочию убедился бы в существовании этих двух веселых девушек и в том, что они обладают всеми чувствами, свойственными всем в молодости.

У них было еще и такое развлечение: тайком завивать кудряшки на лбу раскаленными щипцами, чтобы ухитриться спрятать завитки под ленту и проскочить мимо очередной церберши. Иногда, правда, приходилось возвращаться и размачивать, но чаще это была их скромная viktorija.

Однажды монотонную жизнь, а была война и все праздники отменили, нарушило появление в институте новеньких, эвакуированных из Петербурга, Москвы, Павловского и других институтов. Казанских поразило, что они действительно всерьез примеряли уже свою судьбу к новому будущему. А в феврале всех потрясло грандиозное событие: император подписал отречение от престола. На институте это никак не отразилось, кроме одного радостного для девиц изменения: из церковных служб сразу исчезли ектеньи с бесконечным, нудным перечислением «за здравие» всей царствующей семьи, со всеми их званиями и «прочая, и прочая, и прочая…».

Что же касается чувства, которое Д. Д. не мог представить у матери, то оно зародилось уже тогда у юной Киры. Правда, кончилось все неожиданно. Предметом первой в жизни влюбленности Киры был раненный в прошлом году на войне летчик, гостивший у них с лета. И вот, когда они с сестрой приехали на пасхальные каникулы домой, за торжественным обедом выяснилось, что отречение царя подняло в романтическом возлюбленном Киры бурю негодования. Он оказался верноподданным офицером, яростным монархистом. Февральская революция, обрадовавшая всех Коркиных, представлялась ему кощунственной. Кира вдруг заявила с вызовом:

— Вам бы у нас в институте каждый день ектеньи твердить, вы б тогда иначе отнеслись к царю!

Все за столом засмеялись, но летчик даже не улыбнулся. Он мрачно посмотрел на Киру и изрек:

— Если вы, господа, думаете, что Россия менее легкомысленна и инфантильна, чем эта девочка с бантиком в волосах, вы глубоко заблуждаетесь. Россия радуется сейчас примерно по столь же мелким, школярским и глупым причинам.

Кира смертельно, на всю жизнь, обиделась, даже бант на ее голове задрожал, но промолчала. Бант она в тот же вечер сожгла. Между прочим, это невинное аутодафе носило тоже революционный характер.

А офицер весь вечер продолжал эсхатологическое карканье и прорицал стране черное грядущее. Так потерпела крушение первая влюбленность Киры по причинам чисто политического характера.

Вскоре после того, как сестры снова вернулись в институт, классухи вдруг объявили, что уроков не будет, в городе бои. Юнкера укрепились в Кремле, а красные выкатили на Арское поле, прямо рядом с институтом, пушки и открыли по ним огонь. Говорили, что отчаянные красные, сделавшие революцию, берут власть в свои руки. Леля обомлела, когда Кира вдруг громко объявила, что она красная, и побежала в нижний дортуар. Леля кинулась за ней, пепиньерки [6] Студентки педагогического отделения. лежали на своих кроватях бледные, затыкая пальцами уши. Кира, не обращая внимания на их вопли, распахнула форточку, высунула голову и кричала: «Я распахнула форточку в революцию!» Леля подскочила к сестре, но тут грянул залп, Леля упала на пол, зажав уши руками, а Кира кинулась к себе, схватила дневник и села судорожно писать прямо у окна. Классные дамы ее отгоняли, пугая шальной пулей, но Кира только отмахивалась и сверкала в ответ глазами. После этого случая она стала намного чаще делать завитушки на лбу себе и Леле. И хоть щипцы нагревались всего лишь на маленьком розовом язычке огня, но, в сущности, это была частица революционного пламени. И с бантами были бунты, сестры не хотели их больше завязывать на своих вольнодумных головах. До института стали доходить слухи, что «комиссародержавие», установившееся в соседних районах, сурово карает противников революции: расстреливают гимназистов, студентов, священников. И что поэтому многие молодые вооружаются защищать свои семьи от красных. Девичий лирический дневник Киры стал неожиданно превращаться в летопись окрестных революционных событий.