Вадим Сикорский - Капля в океане

И вот тогда-то юная женщина… Кстати, очень похожая фигурой на эту переодевающуюся, конечно со спины, анфас он ее еще так и не видел. И эту и ту можно понять: ведь через двадцать четыре дня опять пыльные, раскаленные улицы города, запах бензина из открытого окна. Хоть закрывай его, как зимой, на все лето. И замазывай. Пыль и этот запах ничем не лучше холода. И целый год бумажно-чернильная жизнь в душном учреждении. И какой-нибудь унылый однообразный влюбленный из соседней канцелярии. А тут совсем другой мир! Тут она двадцать четыре дня играет в теннис, ныряет, плавает, поет по вечерам в гостиной дома отдыха, танцует. Двадцать четыре отпускных дня ее фигура вырисовывается на фоне морского заката и прибрежных скал, а не на фоне сотен прохожих и стены станции метро. Ей синее к лицу. Город, серые камни ей не идут! Город ей не к лицу. А море ей идет. Море ей к лицу.

И вот возникает такая поэтическая картина. Она не погружается в море, а надевает на себя волнистое прохладное синее платье с подолом до горизонта. И она не плывет, а движется в нем и еще кокетливо поворачивает головку в голубом резиновом беретике, красуется вся в этом платье. Вслед за ней спешит мужчина. Он смотрит на нее. Сквозь волны, сквозь прозрачные складки, просвечивает ее гибкая, плавно скользящая фигура. Он любуется юной женщиной. Он забывает обо всем! И плывет и плывет вслед за ней. А ей кажется: он запутался уже в складках ее платья. Он — ее! Он бессилен сопротивляться. И она смеется и разговаривает, плывя, с ним. И они не замечают, что подол стал широк со всех сторон, словно она закружилась в вальсе. А берег… Они уплыли далеко от всего, что просто и ясно. И реальный берег забыт. Они оба в зыбкой непонятности, и надо продлить как можно дольше это и не возвращаться к обыкновенному.

А влюбленный мужчина плавает плохо, это заметно по слишком судорожным движениям и сбивающемуся дыханию. Юлиан говорил в детстве: я восторженно плаваю. И это очень плохо. И опасно! И мужчина так же плавает. Но он плывет. Его, словно рыбу, поддерживает воздушный пузырь влюбленности. Но вот появились белые веселые буруны. Шутливо отвечая что-то ей, мужчина глотнул соленой реальности. Он откашлялся, отдышался и перевернулся на спину. Он почувствовал: устал! Взглянул в сторону берега — и вдруг окостенел от внезапного страха. Снова обернулся к ней и увидел: она спокойно, по-прежнему ровно и легко плывет дальше. С большой волны видны белые ребра бурунов, словно Косая плывет на боку по синеве. Ему стыдно за свой страх, но не может же он погибнуть вот так, просто купаясь! На курорте! И, скрывая от женщины страх, он весело и лихо крикнул:

— Я хочу закурить, а сигареты там! Поплыли назад?

И с улыбкой повернул к берегу. И сразу же лицо его стало напряженным и выразило ужас.

— Поплывем дальше! — послышался ее призыв.

У него хватило мужества в ответ прощально помахать рукой:

— Сейчас! Только сплаваю за сигаретами и спичками!

«Она замечательно плавает, — думал он, — для нее, может быть, это все пустяки». Он обернулся — она уже далеко.

Она осталась одна. Ее зритель исчез. Некому уже любоваться ее морским платьем. Она решила немного выждать, прежде чем повернуть назад: боже упаси, чтобы он только не подумал, что она — за ним! Постепенно море из-за отсутствия мужчины переставало быть платьем. А становилось самим собой. Соленой огромной безбрежностью. Она легла на спину и взглянула на берег: он был так далеко, что у нее от страха сжалось сердце. Она осталась наедине с небом. Легкая игра обернулась опасностью. А он где? Она нашла черную точку в стороне берега. Это его голова. Мужчина превратился в черную точку у берега. А влюбленность его превратилась в светлую точку у берега. Маленькая точка — человек, маленькая точка — влюбленность. То видны за волнами, то нет. А вот сейчас они совсем исчезли и слились с берегом. Смешались со всем, что там.

Она медленно плыла к берегу, стараясь не устать. Какой он глупый, смелый! Уплыл за сигаретами! Он-то все может, сплавает, выкурит сигарету и вернется. И еще будет издеваться над ее слабостью и страхом. Все мужчины такие! Они сильные. А ей не до смеха, она чувствует, как силы ее, словно кровь из перерезанных жил, медленно вытекают в море. Море огромное. Оно поглотит все ее силы. И всю ее кровь. Всю ее. Очень страшно. Кричать не стоит, там не услышат. Только тогда еще и небо высосет часть ее сил. Ее крик хлынет в небо, как кровь из горла. Она будет кричать и истекать кровью и силами. Пока не растворится вся в море и в небе. Она плыла, стараясь больше ни о чем не думать. Почему-то вдруг ей вспомнилась маленькая рыбешка на полу большой комнаты, на паркете. Серебро ее чешуи было покрыто учрежденческой пылью и даже паркетной краской. Она погибла, выпрыгнув из аквариума. Дико: индийская рыбка — и паркетная краска. И пыль. Она была такая беспомощная на полу их учреждения! Женщина все убыстряла движения, ее пугали увеличивающиеся волны. Она старалась ровнее дышать и держать голову выше над водой, чтобы не захлестнуло рот. Она знала, самое опасное для пловца — страх.