Вадим Сикорский - Капля в океане

Дина пришла на танцы. В платье, в туфельках на высоких каблуках. Ну и что же, что с теми же обветренными глазами и руками.

— Это мой аварийный запас, — усмехнулась она, демонстрируя платье и сумочку.

Перед входом на танцплощадку были вывешены правила, написанные черной краской на большом полотне.

— Видите, — сказала Дина. — Не будь аварийного запаса, меня бы сюда и не пустили согласно первому пункту.

Черняков стал читать вслух, не сдерживая смеха. Правила состояли из пяти пунктов:

— «1. На танцевальный вечер следует приходить в соответствующей одежде. Одежда должна быть чистой, опрятной и удобной для танца.

2. Не рекомендуется произвольно исполнять танцы, не указанные в программе, искажать рисунок танца, ломаться и кривляться, нарушать установленное положение рук.

3. Выполнение указаний и замечаний дирижера танцев для всех является обязательным.

4. Запрещается на танцевальной площадке курить и находиться в нетрезвом состоянии.

5. Лица, не выполняющие настоящие правила, удаляются с танцевальной площадки без возврата стоимости билета».

— Обещаю не искажать рисунок танца, не ломаться, не кривляться и, главное, не нарушать установленное положение рук, — сказал Черняков. — И тут императив. И тут не обошлось без руководства.

Они долго и счастливо танцевали, и правила их не тяготили. К дому, где жила подруга Дины, пришли поздно. Черняков вдруг поцеловал Дину. Лицо ее стало сразу речным, суровым, взгляд матросским.

— Это лишнее, — резко сказала она и исчезла за дверью.

Неужели тот длинный шофер с кадыком как лифт теперь его соперник, медленно идя к гостинице, думал Черняков. Опасный соперник. Высокий, наглый. Математикой и вычислительной техникой с ним не поборешься.

Когда на обратном пути из Томска «Ракета», уже другая, разгонялась от очередного причала, капитан каждый раз по радио объявлял: «Ракета» вышла на крылья», или просто: «Вышли на крылья». Черняков подумал, что, кажется, и он тоже «вышел на крылья». А может быть, все забудется? И он снова погрузится в тяжелую воду будничной жизни, повседневных забот? Нет, он все-таки вышел на крылья! Иначе и не объяснишь. Такое объяснить не поможет ни Гоббс, ни Лейбниц, ни Нейман. Но все до конца легко может объяснить одна мимолетная улыбка Дины, один ее несдающийся взгляд, одно слово, произнесенное ее обветренным голосом.

«Средь шумного бала, случайно…» Нет, это вовсе не нелепо, так оно и есть: ее черты покрывает тайна. Даже если это обветренные черты.

Люди создали море.

Это было мгновенно по сравнению с тем, как делаются моря в природе.

Берега круты и высоки, покрыты прямыми соснами и высокими богатыми березами. А пески плоско подсовываются под воду. Море со всеми удобствами, со сплошными песчаными пляжами.

Кратчайшая дорога от сибирского городка к прибрежной тишине асфальтирована. Она кончается у самого обрыва. В этом месте берега как раз особенно хороши и зелены. Людно здесь только в солнечные воскресные дни. А так можно сидеть часами на крутом склоне наедине с водой, небом, бескрайностью, деревьями и тишиной.

И странно было, что старики приходили из городка не сюда. Они бодро прокряхтывали путь раза в три длиннее. Но каждый день неизменно появлялись в единственном на всем окрестном побережье шумном месте. Они всегда одинаково спускались на треть склона, не смущаясь крутизной, и усаживались около одного и того же маленького куста на маленьком бугорке.

Над их головами, по самому краю обрыва шли поезда. Товарные тянули долгий лязг и гарь. Трава и листва кругом были подчерненные.

Но поезда только добавляли грохоту к главному постоянному грохоту. А этот главный грохот составлялся, в свою очередь, из двух беспрерывных грохотов. Один под стариками, другой над. Верхний производили подъемный кран, грузовики, отбойные молотки. Там возводился виадук через железную дорогу. Нижний грохот образовывался тракторами, бульдозерами и тоже автомашинами. Там по песку прокладывали асфальтовую дорогу к строящемуся у самой воды зданию. А правее пляж оборудовался кабинами, тентами и прочими купальными приспособлениями. Белая гладь песка в оттисках зубчатых гусениц.

По склонам берега — железобетонные балки, трава исполосована тросами. А внизу кое-где залита автолом. И запах цветов леса и воды поддается запаху машин, гари и бензина.

Старикам это все не мешало.

И в хмурые дни, когда море железное, а ветер всаживает то в спину, то в бок ледяные клинья, они оставались верными себе. В один и тот же час они упорно сцарапывались к своему кусту и смотрели. И конечно, не ради моря, неба и леса они приходили именно сюда. Он и в холод, как и всегда, в неподходящей белой шляпе. Она не по сезону и не по возрасту в игривой шляпке. И оба в очках.