— Ты у нас работаешь заместо Носа, а Нос не сравнить с тобой, вдесятеро.
— А чего ж не удержал пианины-то? Вдесятеро!
Седой улыбчиво обиделся.
— Ему завсегда не везло, — это вылез Володька.
Говорили на ветру, в кузове грузовика. Перевозили очередного на новую квартиру. Перевозимый сидел, откинувшись на спинку своего красивого дивана, как дома. С другой стороны на диване же сидел Геннадий, напротив развалились в креслах седой и Володька.
— Вы сами на пианине играете? — неожиданно поинтересовался Геннадий.
— Жена.
— Это хорошо, — он удовлетворенно кивнул. — Вчера мы одному повару перевозили замечательную пианину. Килограмм на пятьсот. Немецкую.
— Пятьсот? — вытаращился перевозимый.
— Пятьсот. Полтонны, — пояснил Геннадий.
— Ну-у!
— Немецкая. Кажется, Бернштейн, Бакштейн… Немецкие все пианины добротные, с двойными рамами. Там одно натяжение струн пятьсот тонн.
— Тридцать, — поправил Володька.
— Но-но…
— Тридцать.
— Кажись, триста, — защитил Геннадия седой: все ж таки бригадир, авторитет.
— Ну все равно, рама нужна здоровенная. Хоть и тридцать, а выдержи. Я думал, повар не может. Притащили к нему на шестой этаж, а берем-то поэтажно, это ему порядком вышло… А у него чего нет… Все есть. И грибы свежие, это в майский день-то, и клубника свежая-свежая. Так он сел сам и сам как заиграл — здорово!
— Молодец, — сказал перевозимый.
— Ваша пианина хорошая, а килограмм на четыреста потянет всего только. Усохла, — сказал Геннадий.
Перевозимый покачал головой.
— Тяжело таскать-то? — это сочувственно он.
— Тяжело. Месяц назад пришел париться в баню, а Володька говорит: гляди-ка, у тебя, говорит, мозоль на плече. Это от лямки. А плечи у меня всегда синие. Все ж таки очень тяжело.
— Да. Я молодым оператором был, камеру потаскал, и то тяжело.
— А вы кто будете? Фотография?
— Я кино ставлю. Скоро улетаю в Заполярье, о полярниках снимать. Там тяжелый труд.
Геннадий тоже сочувственно покачал головой:
— Да, работяги везде есть.
Машина остановилась. После всей мебели, последним такелажники втащили пианино на пятый этаж.
— Почему ж тащите только вдвоем? — спросил перевозимый.
— А иначе не получится, — улыбнулся, еще по-лошадиному дыша, Геннадий. — Только так и можно удержать спокойно.
Это последний на сегодня наряд. Отсюда такелажники заехали в магазин за поллитровкой. Шофер подкинул их к Геннадию домой, и там они распили под «докторскую» колбасу.
— Режиссер небось нас-то не снимет, — сказал седой.
— А чего снимать? Как водку лакаем? — Геннадий.
Засмеялись. А Володька:
— После пол-литра такое кино кругом… Хорошо!
Геннадий:
— Я недавно два кино смотрел. Одно про геологов. И про кто по скалам лазит. Ясно, они достойные. Они герои. Только я тебе скажу, до девятого этажа пианину поднять это тоже надорвешься.
— Да чего нас снимать-то. Мы не артисты. Платили б поболе, подкидывали горючее, — седой мигнул на водку.
— Не всем же в герои идти, — это Володька. — А кто москвичей по квартирам развозить будет? И тяжести таскать по небоскребам, а?
— Работенка есть. Переезду много.
— Да, — сказал Геннадий, — если на десятый этаж пианину, это не хуже, чем на Эльбрус вскарабкаться.
Седой до пупа кивнул. Даже коснулся подбородком рубашки.
— Точно.
— Не каждый из тех героев сдюжит. Да и это не на свежем тебе воздухе. Горы там, там лес, топай себе да топай. А по сто пятьдесят кил на брата, да по двести, по пыльной лестнице впирать, да в духотище…
— Любой герой у…!
— А помнишь, как мы тридцать пианин за день перетаскали для Волгограда?
— У частников брали по магазинному наряду и прямо на товарняк.
— Нос тогда отличился.
— Да. А вот прихлопнулся.
— Не повезло.
— Во, втюкался в Верку-то. И токо ведь поженились, он даже отпуск собрался брать медовый… Вот тебе и медовый отпуск, враскоряку лежит месяц. На тебе.
— Ну лестница деревянная, старенькая была, оно понятно. Провалилась. Но пианину-то можно было удержать.
— Попробуй, мать ее. Она как поехала, не удержишь. Он же внизу шел, как проломились ступеньки, он ее выпустил, она на него. И пополам ногу. И прощай, такелажник. Ищи работу полегче.
— Газетами торговать.
— А Семка тоже упустил пианину, и рама лопнула. Все денежки на ремонт.
— И тоже отпуск лопнул.
— Завтра, — сказал Геннадий, — каждый по четвертинке, а я поллитровку, и к Носу. И, как решили, по двадцать пять рублей с носу. И — Носу.
Читать дальше