Вадим Сикорский - Капля в океане

Поезд остановился. Двери открылись.

Впереди хлынувшей в двери, как обычно в часы пик, толпы, как белые щепочки в волне, болтались две девочки лет десяти, похожие, отпечатанные с одного негатива.

Близнецов и их мать притиснули к капитану.

Капитан, глядя на них, наклонил голову так, что лица его не было видно за блестящим козырьком. Поднял голову другой капитан.

Он улыбался с бабьей нежностью. Лицо его истекало добротой. Это было не лицо, а расплывшееся желе. Он взволнованно и растерянно посмотрел по сторонам, ища место на диванах. Потом отодвинулся от стенки, пропустив девочек, а сам встал, упершись в нее руками. Девочки оказались в свободном пространстве между ним и стенкой. За его спиной все увеличивалось давление толпы. На каждой остановке в вагон втискивались новые люди.

Но капитан стоял, как дот. Лицо его стало красным от напряжения. Руки побелели. Пот лился. В какой-то момент он изловчился, сорвал фуражку. И так и ехал. Одетый не по форме. Зажав край фуражки в кулак, которым упирался в стенку.

— Вы где сходите? — спросил он мать близнецов.

— Мы на предпоследней.

— Дядя, а вы сейчас сходите? — спросила одна из девочек (все равно какая).

— Что, боитесь лишиться защиты? — спросил капитан, матерински улыбаясь. — Не бойтесь, я не сойду. Я доеду с вами. А потом вернусь. Всего две остановки туда и две обратно.

— Да что вы, не надо, — смущенно, задыхаясь от тесноты, проговорила мать.

Она неправильно истолковала жертву капитана, так как была еще очень хороша собой.

— Да нет, нет, что вы. Я шучу. Мне там и сходить.

Капитан еле сдерживал нежелезобетонными накатами своей спины все усиливающуюся бомбежку локтями, боками, тяжелыми телами толпы. И ухитрялся о чем-то нежно ворковать, смешить детей. И еще корчил им гримасы.

На станции, где стадион, вагон опустел.

Казалось, капитан медленно, с трудом вытащил руки из стены, словно они в стену увязли по плечи, как в тяжелую густоту. В жилы изнутри вонзились тучи острых иголок.

Но капитан, улыбаясь, размял плечи и скорчил девочкам очередную гримасу.

Он медленно утер платком лицо. Подсел к девочкам на опустевший диван и все болтал что-то. Не надевая фуражку.

Он вышел вместе с девочками, помахал им рукой. И сел в идущий обратно поезд.

Здесь он быстрым движением надел фуражку. И целую остановку все поправлял ее. Чтобы она сидела на голове точно.

Выражение лица его снова отлилось в стальную военную форму.

Взгляд похож на острие штыка.

Он сурово смотрел в одну точку.

Вынув из бокового кармана, он, не меняя сурового выражения, сунул под язык таблетку валидола.

Бык был глыбистый. С белым лбом и рыжим брюхом. Спокойный хвост и застенчивые уши. Он без любопытства смотрел на вход в цирковую конюшню. Он выглядел самоуглубленным. Да его и интересовал только он сам и более ничто. Если же он и отвлекался от себя, то из внешнего мира сильнее всего его занимали мухи.

К чему его увели из стада? Особенно от ласковой розовой коровы. Его последней привязанности. И от зеленой мягкой травы. Его вечной привязанности.

Он потянулся было к зелени, росшей у самой цирковой стены, но его хлестнули по правой ляжке — и он вошел в темную конюшню, где под потолком тускнело сорокасвечовое тюремное солнце.

Для небольшого сибирского города цирк был бы нужен поменьше. Но, видимо, его сделали на вырост.

Второе отделение программы уже две недели — соревнования по французской борьбе. На первенство Сибири. Особым успехом у публики пользовался Андрей Андреев. Тридцатипятилетний сибирский богатырь. Про него много рассказывали. Он поднял, говорили, на спор бочку с пивом и унес ее на третий этаж. Однажды таксист отказался везти его многоярусную супругу. Шофер включил передачу, дал газ, а такси не стронулось с места. Оказалось, Андреев поднял зад машины и колеса вертелись в воздухе.

Когда говорили о его жене, обязательно добавляли, что Андреев все любит прочное. Шкафы, говорили, у него дома большие, дубовые. И мотоцикл — самый крупный, немецкий, военный «БМВ» с ведущим колесом на коляске и шлемовидным наростом на баке.

Своей славой Андреев был доволен. Как никто, показывал танец мускулатуры. Он отдельно шевелил мышцами живота, бицепсами и мускулами спины. Словно к нему под кожу забрались дрессированные кролики и бегали под музыку.

Самый сильный человек слабее самого слабого быка.