Вадим Сикорский - Капля в океане

Д. Д. отправился на свою ежедневную режимную прогулку. Сперва медленно прошел по участку, где по-прежнему зияла тишина. Почти никакой жизни. Раньше белки устраивали веселую беготню по стволам, шумели вороны. Но на даче завелись крысы, он привез отраву, усовершенствованную, и небрежно разбросал повсюду. И, видимо, сам того не желая, отравил вокруг всю живность. Кое-где попадались дохлые вороны, белки исчезли.

Д. Д. двинулся по привычному маршруту и все размышлял. После Юлиановой свадьбы, лишний раз убедившись в том, что творит с людьми так называемая истинная любовь, он принял тайное решение, которое он объявит сегодня всем. Преподнесет как сюрприз гостям и в первую очередь матери в свой день рождения. Женитьба, подобная Юлиановой, вот это действительно и есть травма, не совместимая с жизнью! Это для него лишний урок. И довольно семейных и любовных экспериментов. Первый раз в зрелой жизни чуть отпустил гайки, позволил себе слегка увлечься, очароваться — и сразу поставил себя на грань катастрофы, красотка под колесами его автомобиля! Потом, в Дании, опять же на грань ссоры с шефом, хорошо еще так обошлось. С него хватит! Нет, пусть уж лучше вернется домой привычная уютная квашня с пышным тестом, домработница с локтями словно калачи. Ему больше не нужна атомная бомба в целлофановой упаковке! И еще один выигрыш: дом престарелых отпадает и прекратится неприятная родственная обструкция. Хотя, в сущности, «взбунтовалися кастраты». Все возвращается на круги своя, он сегодня при всех, попросив тишины и внимания, снимет трубку и позвонит Клаве. Это будет гвоздем программы, лучший номер его жизни! Он скажет Клаве: жду сейчас же, немедленно и на всю жизнь, прости меня, я все понял, больше это никогда не повторится! Д. Д. засмеялся и с удовольствием представил себе реакцию зрителей, поцелуи, поздравления, признание за ним высоких чувств и все такое прочее в сентиментально-лирическом духе.

Д. Д. дошел до старого клуба. Юлиан прав, когда хотел бежать бить морду очередному начальству, по чьей милости это роскошное здание оказалось заброшенным. А вот их собственный, вернее, дедов, экспроприированный дореволюционный дом, отданный под народный клуб, кажется, до сих пор еще функционирует в маленьком Окинске! Но тот дом деревянная хибарка по сравнению с этим белокаменным дворцом. Действительно дворец! Роскошная полукруглая гранитная лестница ведет на выложенную гранитными плитами обширную площадку. Лепной потолок гигантской веранды поддерживают восемь колонн высотой с трехэтажный дом. Лепные капители упираются в лепной же антаблемент. Все здание опоясано каменной балюстрадой. Когда-то ее ярко освещали огромные окна, из рупоров гремела музыка, на площадке и балюстраде танцевали.

Архитектурные излишества в те времена должны были отвлекать от серых казенных зданий диаметрально противоположного назначения, с решетками, но разве дворцы надо наказывать? Можно допустить, что и впрямь народные деньги потрачены нерентабельно, но разве прекрасные колонны в том повинны! Роскошествовавший на местных министерских угодьях министр был низвергнут в хрущевские времена, а территория, принадлежавшая его министерству, вместе с домом отдыха, дачами, висячими мостами через реку, была передана другому ведомству. Во искупление начальственных грехов в доме отдыха организовали детский сердечный санаторий. А детям роскошный клуб, стоящий на отшибе, оказался не нужен. Тем более что и кинозал, и комнаты для игр были и в здании самого санатория. Клуб превратился поначалу в склад для мебельно-кроватных отбросов. На прекрасных столах просторной бильярдной лежали груды досок и щебня. А после и в качестве складского помещения он оказался ненужным, о нем просто забыли. Выбитые окна заколотили неровными кусками ржавого железа. Неухоженный дом стал стареть, сырел, лепка постепенно отваливалась, колонны облупились. На балюстраде запахло помойкой и уборной. На стенах появилась угольная живопись с соответствующими комментариями. Саркофагом прекрасной идеи назвал этот дворец велеречивый Юлиан. Морду он тогда никому не набил по той простой причине, что оказалось — просто бить некому: все правы. Все абсолютно правы! А здание гибнет. Все безусловно правы. А здание гибнет. Все совершенно правы, а колонны разрушены. Правы по всем статьям, а из-под гранита между плитами лезет трава. «В том-то весь ужас и есть, — горестно и бессильно сказал тогда Юлиан, — что морду набить действительно некому». Эх, Юлиан, Юлиан, Юлианчик, вечное дитя природы!