Вадим Сикорский - Капля в океане

— Мама, ты прекрасно знаешь, — резким голосом ответила Сима, — что он не папа, а отчим и что не в командировке. И знаешь, почему я его не пригласила. Может быть, пригласить бы сюда и Софью Семеновну? И ты знаешь, как он относится к Юлиану. Товарищи гости, должна вам сказать, мой достопочтенный отчим недоволен, что я выхожу замуж за слесаря. И это теперь-то, в наше время! З а п р о с т о г о с л е с а р я! А сам он сын сторожа, его за уши втащили в институт и кое-как всеми правдами и неправдами дотянули до диплома. А теперь он большой начальник, из грязи в князи. А вот, например, наша дорогая гостья Кира Александровна, чистая дворянка, почти титулованная княгиня, пошла в революцию, работала переводчицей, вышла замуж за солдата, бывшего каторжника, и ничего! Не побрезговала. Гости! Моего отчима, этого тупоголового бюрократического выскочку, надо бы именем той, чистой революции гнать из его кабинета в три шеи. Чигорина на него нет! Зато слишком много развелось разных… — Сима вдруг сверкнула глазами в сторону Д. Д. и закончила ядовито: — Швейцарцев. Лишь бы самим жить в раю, а мяч, как говорит Юлиан, то бишь само дело, может гнить в лопухах, им до д е л а дела нет. А еще я вам признаюсь, я впервые в своей жизни принимаю гостей, никогда еще этого не бывало. Никакого опыта. — Сима повернулась к матери: — Ну, как же, мама, пригласить Софью Семеновну?

Мать явно была смущена и расстроена.

— Симочка, что ты… И к чему ты так много говоришь, целое выступление, здесь же не театр. Зачем всем знать? И ты слишком много выпила.

— Не театр? Ладно, мама, в театре такого не увидишь, вычеркнут из-за нетипичности. Пусть это семейный, наш, частный случай. Но сегодня, мама, здесь для меня раскрывается действие, может быть, самое большое и важное в моей жизни! И сегодня я буду выступать! Самые заинтересованные зрители — это родственники, особенно будущие. Пусть сразу узнают, кто входит в их семью, и встретят или с цветами, или не пустят на порог. А у меня такое накипело, чего ни в одной теперешней пьесе или фильме нет. А если и было бы, то такие, как мой отчим, не допустили бы до зрителя, чтобы не увидеть самих себя со стороны. А тут сегодня я выговорюсь до дна! Гости, можно?

Все зааплодировали.

— Гости! Я вам всем рада, — продолжала, слегка пошатнувшись, Сима. — Кольцо, которое преподнес Юлиан, мне жмет, и жаль, если я обижу моего любимого!

Она обернулась к мужу, ясные и спокойные галочьи глаза ее не предвещали ничего хорошего.

— Оно тесно, как само понятие замужества. Я выражаюсь ясно, всем понятно? Есть любовь, остальное ее портит. Женитьба — это какое-то смешное, нелепое обюрокрачивание любви. Да-да, именно так, обюрокрачивание. Все эти загсы, росписи… Чушь собачья!

Д. Д. шепнул на ухо Льву Евгеньевичу:

— Говорил, будет цирк!

Сима, стройная, гибкая, с твердыми губами, говоря, не смущалась, привычная к публичным выступлениям.

— Да-да, сегодня просто новоселье, я переехала к Юлиану! — Сима повернулась к мужу, быстро поцеловала его и продолжала: — Не удивляйтесь моим словам. Мой отчим всю жизнь вулканически, как выражается Юлиан, поклонялся бумагам. Как язычники поклоняются огню. Он стоял на коленях перед справками, документами, анкетами, расписками, печатями, штампами… О! Он молился на бумажки, наслаждался их шелестом, как скряга шелестом денег. Он весь земной шар, все небо, и звезды, и солнце, и весну, и все-все готов оклеить бумагами. Засыпать бумагами океаны. Так, что ни один корабль не пройдет! Где-то, кажется в Швеции, создано министерство… дай бог выговорить это слово, дебюрократизации. Вот бы к моему отчиму его прикрепить! Только и целое министерство бы не справилось, забуксовало бы в его бумагах. У меня сегодня большой день, но не потому, почему вы думаете. Я сегодня — здесь! И я всегда буду здесь, с моим любимым, пока он меня не выгонит. Наверное, многие сейчас думают, она ненормальная, ну и не повезло бедному Юлиану! А Юлиан не бедный, потому что у него есть моя любовь. А отчим и меня, и маму не любил, не любил давно. Всю жизнь. Но жил с нами и терроризировал нас. И не разводился, боялся потерять бумажку, свидетельство о браке, свидетельство о его респектабельности, о партийном отношении к женщине и семье. Заодно потерять загранкомандировки и безупречную биографию. Он не мог нас бросить и потому жил с нами, как будто отрабатывал повинность. А мама его любила и старалась верить ему. А за этой законной бумажкой скрывалась наша боль и лживое счастье Софьи Семеновны, его любовницы.