Вадим Сикорский - Капля в океане

— Помнишь еще номер-то? — насмешливо спросила Вика.

Вернулся с фотоаппаратом Юлиан, Д. Д. остановил его жестом. Тем не менее Юлиан нацелился на него аппаратом.

Д. Д. снял трубку и набрал номер.

— Алло, Тоня? Это я, Дмитрий. Ты хотела сама звонить? Да что с тобой?! В чем дело? Что? Что?

Произведя яркую вспышку, Юлиан щелкнул затвором аппарата, но лицо Д. Д. вдруг так изменилось, что все обмерли. Он побледнел, губы задрожали, рука с трубкой опустилась — и он без сил рухнул на ближайший стул. Таким его еще не видел никто и никогда.

— Что случилось, Митенька, Митенька, ради бога, родной, что с тобой? — кинулась к нему Кира Александровна.

Д. Д. вновь прижал к уху трубку, но все больше как-то обвисал на стуле и сморщивался, словно большая, веселая, упругая надувная игрушка, чем-то вдруг проколотая.

— Когда похороны? — наконец чуть слышно, через силу прохрипел он. И, получив ответ, медленно положил трубку. Все, потрясенные, молчали, уже догадываясь, но еще боясь узнать правду, не решаясь даже спросить. Слишком страшен контраст между тем праздничным настроением, в каком еще пребывали, и тем, что могут услышать. А он вдруг забормотал, залепетал, как помешанный, каким-то чужим голосом:

— Она знала, что у меня день рождения… Знала, потому и так. Она злая, жестокая! Я в ней ошибался. Как я в ней ошибался!

— Кто?! — первыми, не выдержав, спросили в один голос Юлиан и архитектор.

— Вот она и доказала, что в душе была злая и жестокая! — продолжал уже тверже и увереннее Д. Д., возвращая себе собственный голос.

— Что такое, что произошло, объясни же наконец! — воскликнула Кира Александровна. Он посмотрел на мать и сказал, словно очнувшись, четко и внятно:

— Сегодня днем Клава покончила с собой. Укол морфия. Именно сегодня, в мой день! Это она нарочно! — закричал он, но голос опять превратился не в его. Кира Александровна ахнула, отвернулась к стене и заплакала.

— Это вы ее убили, Дмитрий Дмитриевич, — отчеканила Сима.

— Если бы все из-за разводов кончали с собой, человечество вымерло бы! — истерически выкрикнул Д. Д. — Юлиан, уйми жену!

— Какой кошмар, — прошептала Елена Викентьевна, словно до нее только дошло. Капитан подошел и нежно взял ее за руку:

— Успокойтесь, Леля, всякое бывает, успокойтесь!

— Сима права, это ты, Митя, ее убил, — проговорила, словно приговорила, Вика.

— Меня судишь?! А сами не убиваете Левку вдвоем со своим полковником?

Вика побелела, молния из ее глаз сверкнула в сторону проболтавшегося Юлиана. Лев Евгеньевич встал и тоном жесткого приказа произнес:

— Митя, замолчи немедленно, не смей!

Юлиан со сверкающими глазами повернулся к Д. Д.

— Самому плохо, хочешь на других отыграться? Клаву выгнал, мать в дом престарелых…

Его прервал крик архитектора, от него и капитана скрывалось это намерение Д. Д.:

— В дом престарелых?! Это Киру? Киру?! — голос архитектора возвысился чуть ли не до визга. Он вперился огнедышащими глазами в Д. Д., на лице появилось давнее, времен войны и трибуналов, мрачное мефистофельское выражение. — Да я бы тебя убил своими руками, вот этими руками! — тихо, но со зловещей искренностью прохрипел он.

— Вам не впервые убивать членов нашей семьи, — вызывающе ответил Д. Д. Архитектор, словно большой черный кузнечик, подскочил к Кире Александровне, схватил обе ее руки и стал быстро целовать, так же быстро говоря:

— Кира, при всех, при свидетелях, делаю тебе опять уже которое предложение: будь моей женой! Ты знаешь, я всю жизнь люблю тебя, только тебя одну, и до самой смерти буду! Ты прекрасна! Я буду счастлив до неба, я до неба буду счастлив! До звезд!

Елена Викентьевна зарыдала. Кира Александровна серьезно и строго смотрела прямо перед собой, мимо архитектора. А он напряженно ждал, взирая, именно взирая, на ее лицо, словно на свой личный, персональный трибунал, и ждал приговора. Кира Александровна молча оборотилась к сыну, лицо ее на мгновение смягчилось, и вдруг быстро подошла к нему, ласково погладила по голове, как мальчика, и е м у сказала, ему, а не архитектору:

— Я согласна. Митенька, у тебя больше не будет со мной никаких забот, никогда не будет. Я тебе обещаю. — И только потом архитектору: — Хоть в нашем возрасте это необычно и даже дико, но, пожалуй, случай особый, и не слишком стыдно.

Архитектор застыл, словно не веря собственным ушам, потом порывисто обнял ее и сразу помолодел, словно скинул сорок лет, глаза засверкали, даже морщинные лучики. Потом он снова осыпал ее руки поцелуями.