Вадим Сикорский - Капля в океане

— Завтра же свадьба! — воскликнул он.

— Не раньше чем через месяц, когда все печальное уляжется, — сказала Кира Александровна. — Да и лучше без торжеств.

— Я преклоняюсь перед вами, — сказала, быстро подойдя к ней, Сима и поцеловала ее в щеку.

Д. Д. растерянно моргал, а его рука сама, автоматически, то приглаживала гладкие волосы, то поправляла безукоризненную одежду.

— Может быть, и мы поженимся, — вдруг шагнул к Елене Викентьевне капитан, нежно сопя. Она улыбнулась сквозь слезы:

— Я очень благодарна вам… тебе. Но поздно, я рухлядь по сравнению с Кирой, старая рухлядь.

— Я люблю вас… тебя! — сказал капитан.

— Я знаю, вот и будем дружить до конца наших дней. Вот наконец и брудершафт получился, а всю жизнь не могли.

Юлиан, который даже от пустяков неадекватно взвивался, на этот раз, насупившись, молчал, он был слишком потрясен и растерялся не меньше Д. Д.

— Вот у тебя и новый отец, — сказал, обращаясь к Д. Д., капитан.

— Хотя бы не пьет, — вдруг даже попытался пошутить Д. Д., но его лицо оставалось по-прежнему растерянным.

— Уж не за то ли ты его и убил, родного отца-то? — тихо спросила Вика, но это представилось всем оглушительнее взрыва. Это была ее страшная месть за полковника.

— Я?! — вскричал Д. Д., словно его опять пырнули в самое сердце, — Ты мне мстишь, понимаю. Жалею, проболтался, прости, но какое право ты имеешь меня обвинять, какое основание? Я убил? Из пистолета или топором?

— Помолчал бы ты лучше, — спокойно ответила Вика. — Леве случайно попалось письмо Чигорина, адресованное Кире Александровне, когда она была на фронте. Твой отец слезно просил в нем денежной помощи, писал, что умирает. Письмо было вскрыто и лежало в твоем альбоме, ты его прочитал, а денег не послал! И от матери скрыл! Лева искал везде свой аттестат и не знал, что в этом ящике твой тайный архив. Я бы никогда не выдала, но твоя сегодняшняя подлость… Теперь мы квиты! — торжествующе закончила она.

— Он всю жизнь клянчил на водку, вымогал, пользовался добротой матери! Я думал, и теперь врет, вымогает. Да какое вам всем до этого дело?!

— Так ты, Митя, знал?! — Кира Александровна обратила изумленные глаза на сына. — Как же ты мог… Как ты смел скрыть от меня! — Она снова заплакала, но быстро справилась с собой и продолжала: — У тебя же были деньги, много денег, моих, фронтовых… Ах, Митя, Митя…

— Я все их вернул тебе, мама, все до единой копейки!

— Да на что мне твои копейки! На что деньги, они валялись у тебя под матрасом, а твой отец умирал от голода! Боже мой, господи, что же это… А я ничего не знала! Ах, Митя, Митя, боже мой, господи…

Архитектор обнял ее и прижал, плачущую, к своей узкой груди.

— Зря ты это, Вика, зло никогда не лечат злом, — тихо сказал вдруг Лев Евгеньевич, а лицо у него было словно у обескровленного.

— Молчи, Иисусик! — огрызнулась Вика. — Я не Лев Толстой. А про меня все это вранье и сплетня. А не вранье — простил бы?

— Ничего себе день рождения! — прорвался по-прежнему растерянный Юлиан. — Какие-то убийцы без убийств, обвинения без улик. Но ты кругом, кругом виноват, подлец! — заорал он вдруг на Д. Д., мгновенно разъярившись. Сима схватила его за руку, он взглянул на нее и замолчал.

Софелия все это время смотрела из угла расширенными глазами и вдруг приблизилась к Д. Д., и во взгляде ее засветился неожиданный разум. Она обняла Д. Д., поцеловала в щеку и, сделав шаг назад, сказала с улыбкой:

— Ты ни в чем не виноват, Митя, ты слаб и боишься, я знаю. Но ты еще не устал бояться, а я устала. А Клава уже не боится, совсем ничего не боится, — и она смотрела на Д. Д. лучезарными утренними глазами. Все снова обомлели.

— Господи! — Кира Александровна возвела глаза и руки к небу и едва не лишилась чувств. — Чудо! Что сегодня происходит? Смерть, воскресенье… Все вместе, все сразу… Сонечка, родная! — она бросилась к ней. — Ты выздоровела! Какое счастье!

Ее удержал за руку архитектор, сказав:

— Тише, ей нельзя сейчас мешать!

— Ты мой единственный принц, — Софелия прильнула к Д. Д.

Напуганный, боясь новых разоблачений, теперь уже касающихся ее, потрясенный и почти обезумевший от ужасающей чехарды событий, Д. Д. инстинктивно резко оттолкнул ее. Лицо Софелии выразило изумление, подбородок задрожал, но она тут же улыбнулась сквозь слезы, глаза снова залучились, и сказала тихо, но внятно:

— Не надо бояться, Митя, не надо ничего бояться, ничего, никогда. Ты еще не знаешь, а я знаю, знаю.

С этими словами Софелия вышла из комнаты, походка ее была напряженной, казалось, даже ее вьющиеся волосы вытянулись, распрямились на шее и на плечах, как напряженные прямые струны.