Вадим Сикорский - Капля в океане

— Чигорин светлый человек, за добрые идеи бился, он за людей болел и старался для всех! Жил во и м я. И мать, Д. Д., у вас замечательная! И совсем, между прочим, не похожа на Швейцарию, а скорей, на бурлящую тогдашнюю Россию, да! Мой отец тоже был человек героический. А вот отчим хоть и моложе, а чистокровный вальяжный министерский бюрократ. Хотя в глубине души ему на все наплевать, но он делает вид, что болен общественными интересами, произносит речи, выступает на собраниях, словно артист на сцене. Играет самого себя хорошего, себя образцово-показательного! А нутро его отстранено от всех и от всего и живет само но себе и ради самого себя! В душе он тоже швейцарец. Он тоже уверен, что такие, как Чигорин, ч и г о р и н ы, для того и сражались, чтобы он мог прочно усесться в начальственное кресло. Он весь лживый, весь казенный. А Кира Александровна… Сыграть бы такую женщину в кино! Это была бы моя коронная, лучшая роль. Мой звездный час. В этом я убеждена!

Да, а вот Сима — истинная духовная дочь моей матери. Вот парочка: Юлиан и Сима. Словно родные брат и сестра! Но что она болтает, что болтает! Ведь с какой целью тогда кипела Россия, с единственной: стать счастливой, мирной, богатой, как Симина пресловутая Швейцария, на которой она просто помешана! Ведь во имя этого же тогда и дед отказался от прижизненной реальной Швейцарии или Америки. Теперь в этой будущей для деда России он, внук, хочет быть абсолютно счастливым, за что же она его костерит? Хотя это только жалкий, полушуточный э к с п е р и м е н т. К тому же помогла еще ему инвалидность приблизиться к счастью. И его же еще ругают на все корки: швейцарец, швейцарец… Согласен, он нейтрал, но зла никому не хочет, и пусть он швейцарец, пошли все к чертям собачьим! Не за чей-нибудь счет, а за свой собственный он хочет быть счастливым. И пусть здоровые завидуют инвалиду, такой век! Да и то это полушутка, очень уж много труда стоило и стоит счастье даже ему. А о здоровых и говорить нечего! Выбиваться в начальники, киснуть на собраниях, уничтожать подобных себе — вот их путь к положению и благополучию!

Тоска его, Юлиана, теперешняя, крымская, стала очень похожа на ту, когда очертя голову он любовным галопом помчался со сломанной ногой к Миле на Украину. Тоска, нетерпение — в общем, опять вулканически невмоготу! Неужели снова всерьез?! В конце концов, Сима пока еще Митина, по крайней мере так считается. Он ее пасет, как он выразился, еще с Москвы, прихватил лаборанточкой. А может быть, она просто пошалила с ними обоими — и курортный привет? Но все-таки Крым есть Крым, море — море, они великолепны, даже если испорчены тоской. И свобода, свобода, свобода! В конце концов, его впереди ждет не тюремный барак, а шикарный одесский лайнер, и нечего хандрить! Билеты в кармане. Хороший подарок придумал Митька! Утешительный. Только уж не надеется ли он, что этим откупился? Нет, он, Юлиан, за Симу будет драться! А вдруг она такая же, как та профессорская пассия со змеиным телом? Или в чем-то как Мила. Милообразная, м и л о в и д н а я? Нет, она умная, истинная.

В день рождения Юлиан напился. Но больше всё от той же тоски, чем ради праздника. Получил поздравительные телеграммы от всех, даже от Льва Евгеньевича. Но и это не очень обрадовало. Одно бы словечко от Симы всё перекрыло, но она на своих проклятых съемках, да и не знает даты его появления на свет божий. Потом у нее эта проклятая Дания. Они с Митей в Данию, а он махнет к Левке в колхоз! Пока есть время, а потом захомутается на работу. А вообще-то теплоход, конечно, сказка! Даже сам по себе, а тем паче по сравнению с бараком.

Одессу он не знал. Бродил по ней, не присаживаясь с утра до отплытия теплохода. А вторую половину дня осматривал гигантский лайнер вдвоем с приятным соседом по каюте. Сосед энергично совал всюду свою любопытствующую бородку, словно некий чувствительный прибор, во все отсеки, уголки, закоулки теплохода. Морской бассейн с пассажирами, уже судорожно загорающими вокруг, ресторан, кафе, бары, концертный зал. А когда шли по коридору мимо самого роскошного «люкса», стоившего в сутки целого оклада уборщицы, Юлиан застыл, ахнув: открылась царская дверь, и, держась за ее массивную бронзовую ручку, из «люкса» выскользнула стройная миниатюрная Вика собственной персоной в сопровождении роскошного мужчины в чесучовом костюме. Вика тоже остолбенела, увидев Юлиана, но все-таки успела, прежде чем поздороваться, незаметно подмигнуть ему. И только потом: