Камен Калчев - Двое в новом городе

Я здесь пока новичок, почти ни с кем толком не знаком, если не считать уборщицы с автобазы, тети Златы, и ее мужа Драго, который разъезжает на электрокаре по заводскому двору. Да еще коменданта общежития Гюзелева — с ним-то я познакомился прежде всего. Низенький такой, любит напускать на себя строгий вид. Его называют Карликом, а некоторые почему-то величают Маршалом. Есть у него канцелярия, в ней телефон, регистрационная книга, кипа квитанций, печать, стеклянная чернильница и пресс-папье. Хотя канцелярия чаще всего заперта, что меня вообще-то мало касается, — присутствие коменданта все равно ощутимо. Поэтому я весьма осторожен, особенно когда прохожу мимо канцелярии. Даже запертая, она внушает страх! Такое же смущение вызывает у меня униформа. Отец мой был дорожным сторожем и, сколько я помню, всегда носил старые офицерские галифе и фуражки, чем очень гордился, словно был не заурядный деревенский будочник, а офицер штаба при местном гарнизоне, откуда кстати, и получал галифе и фуражки. Ими он мог испугать разве что ребятишек-пастушат. Ваш покорный слуга это и в грош не ставил. Злили только его постоянные упреки: почему, мол, я не подался в чиновники. А я, судя по всему, пошел в мать. Жаль, рано она умерла. Погибла. Несчастный случай… Работала в госхозе на молотилке, подавала снопы в барабан — ее и затянуло ремнями. С той поры я еще больше отошел от отца. Он не очень горевал о маме. Женился во второй раз, а через десяток лет опять овдовел. Сейчас он пенсионер, живет у моего брата, в селе. Мы настолько отвыкли друг от друга, что когда я однажды случайно встретил его на улице, кажется, в Софии, чуть было не прошел мимо. Он, слава богу, здоров. Расхаживает с палочкой по селу и читает другим пенсионерам газету, которую каждый день получает по почте.

Про униформу я упомянул так, в скобках, потому что еще не свыкся с порядками в заводском общежитии. Полагаю, что с Карликом мы столкуемся, хоть и щеголяет он в галифе, какие в свое время носили полицейские. Он очень гордый, по крайней мере так мне показалось, однако уже дважды просил подбросить его к стадиону, где играли «Раковский» и «Динамо». Похоже, он завзятый болельщик.

Как и всюду, в этом городе соперничают две команды. Я пока не определился, но, вероятно, скоро определюсь. Возможно, примкну к болельщикам «Раковского», как и наш комендант. Он мне об этом говорил. А еще я слышал в коридоре, как он, пьяный, всячески поносил «Динамо». С этим деятелем у меня явно будут неприятности. Он думает, будто «зил» специально создан для его вояжей по стадионам. Разок я ему уже отказал. И понял, что ему это не понравилось. Может, поэтому вчера вечером, когда я вернулся из дальней поездки, он запер ванную. Куда это годится! Раз такое дело, не стану болеть за «Раковского». Пусть продувает!

Вообще-то вернулся я очень поздно, в половине двенадцатого. Поставил грузовик перед общежитием — куда тут было ехать на автобазу. Поднялся на третий этаж, где моя комната, которую я делю с тремя постояльцами. В доме тишина. Все спят. И хотя двери комнат закрыты, оттуда тянет грязными портянками и несвежими одеялами. Ничего не поделаешь — проза жизни, так сказать. Плохо, что уборные вечно настежь, из них разит, словно там побывала рота солдат. Не понимаю, неужели трудно принести ведро извести и продезинфицировать? И почему не закроют подвал, из которого несет лежалой брынзой?

Устал я зверски, поэтому отказался от намерения взломать дверь ванной. Прямиком отправился к себе и лег. Комната у нас довольно просторная, в два окна. Двое моих соседей — наши, с автобазы, третий парень — из кислородного цеха. Все мы здесь временные, бесквартирные. Парня я видел мельком; говорят, его исключили из комсомола за пристрастие к модерным танцам. Не понимаю, чего ради он оказался у нас. Может, хочет переквалифицироваться? Пожалуйста. Впрочем, лично мне помощник не нужен. И к танцам я никакого отношения не имею. Никогда в жизни не танцевал, даже когда жена моя увлекалась балетом (был и такой период!).

Кровати наши поставлены в два ряда. Моя около двери, в самом неудобном месте, — соседи меня опередили. Да мне все равно. Я ведь здесь только ночую. Ничего, как-нибудь перебьюсь.

Я разделся и юркнул под одеяло. Ну и воздух в комнате — какая-то тухлятина! Окунувшись в кошмарную атмосферу огромного сундука, называемого общежитием, я мгновенно захрапел.

Проспал я почти до восьми утра. Когда открыл глаза, соседи уже проснулись. Парень из кислородного расчесывал чуб, глядясь в осколок зеркала. Наконец-то я его толком рассмотрел. Высокий, худой, с угреватым лицом и ярко-голубыми глазами, которые как-то не вязались с нашим шоферским бытом. Он смочил водой густые русые волосы, и гребешок отчаянно скрипел, продираясь сквозь них. На парне клетчатая рубашка с отложным воротником, ковбойские брюки со множеством пуговиц, напоминающих заклепки. Прическа модная — «каллипсо».