Камен Калчев - Двое в новом городе

— Гляди-ка, это важно!

— Все здесь важно, Драгомир!

— Да, конечно.

— Читай, товарищ Иванчев! Не обращай на него внимания.

— Нечего больше читать. Я закончил.

— Уже?

— Хватит пока и этих пунктов.

— А я думал, что еще есть, — с сожалением говорит Драго. — Почему нет еще каких-нибудь пунктов?

— Этих тоже немало.

— И то правда, надо только взяться как следует.

Иванчев сложил листок, спрятал его в левый карман рубашки. Из правого достал блокнот и химический карандаш. Потом объявил, что мы можем высказываться. Меня охватило беспокойство. Поднялся Драго. Слышу, как он говорит, словно принося себя в жертву:

— Кому-то ведь надо задавать тон. Я, конечно, не возражаю против этого почина. Мы даже опоздали. Но лучше поздно, чем никогда.

Злата окинула его сонным взглядом. Вижу, что глаза ее закрываются сами собой.

Драго продолжает:

— Повысить уровень производства и овладеть еще одной профессией, конечно, исключительно важно, товарищ Иванчев!.. Но почему ни словом не упомянуто о моральной помощи отстающим? Предлагаю включить такой пункт, хотя и без того их немало. Предлагаю также принять в почетные члены нашей бригады товарища Германа Степановича Титова и переписываться с ним, как это делает бригада из кислородного цеха.

— Там люди все образованные, знают русский, — подает голос Злата.

— Прости, но что касается русского языка, мы все его знаем… Разве есть болгарин, который не знал бы русского?

Иванчев что-то записывает в блокнот. Тем временем Драго предлагает включить в почетные члены и Юрия Гагарина.

— Наша бригада, — говорит Драго, — должна выйти на переднюю линию культуры, читать художественную литературу, регулярно посещать библиотеку…

— Будто ты знаешь туда дорогу, — прерывает его Злата. — Уж не молол бы!

— Я там бывал и еще не раз пойду, уважаемая!.. Здесь не место давать вам подробный отчет. Пусть товарищ Масларский скажет, какой роман я недавно взял у него почитать. Ну, что?

Я испуганно гляжу на него и не знаю, что отвечать. А он уже продолжает:

— Не будем забывать и о молодежи. Куда идет наша молодежь? — спрашиваю я вас. Задавались ли вы этим вопросом?

Он делает многозначительную паузу. Злата подгоняет его:

— Да говори же, хватит дурачиться! Куда она идет-то?

— Нет, уважаемая, этот вопрос далеко не так прост! Что, к примеру, мы делаем для комсомольца Евгения Масларского?

— Он не комсомолец.

— Не имеет значения. Он был комсомольцем… И будет им, должен им быть.

— Это от него зависит, — говорю я.

— И от нас, товарищ Марин Масларский… От меня, от тебя, от всех нас. Мы за него в ответе.

— Это вопрос личной сознательности.

— Мы должны взять шефство над Евгением Масларским, чтобы его спасти.

— Только этого нам еще не хватало!

— А почему нет? — разглагольствует Драго. — Можем ли мы оставаться равнодушными к судьбе парня?

Я с нетерпением жду, когда же он наконец уймется. Опостылели мне краснобаи, обожающие подкидывать публике вопросы. У меня уже сложилось собственное мнение, не нуждаюсь я в его вопросах, которыми он явно хочет оказать на меня давление. Только это ему не удастся, пусть не надеется.

— Вот тут бросили реплику, что его исключили из комсомола. А за что?

— За лень… Люди работают, а он баклуши бьет.

— Извините, что вы сказали? — оборачивается Драго. — За лень? В чем это конкретно проявилось?

— И за драку на танцах.

— Ну, это еще вопрос! А товарищи из организации все до конца проверили, когда голосовали за исключение? Нет, не проверили. Мне точно известно.

— Ладно, нам тоже многое известно, — прерывает его Иванчев. — Впрочем, дело не в этом. Думаю, надо ему протянуть руку помощи. Хорошо, протянем, если он ее примет, конечно.

— Именно это я и хотел сказать, товарищ Иванчев, — улыбается Драго. — Масларского надо поддержать. Я видел его, вел с ним беседу. Он раскаялся.

— Что, слезу пустил? — не удержался я.

— Нет, но высказывался очень самокритично. Смею утверждать, это была честная самокритика.

— Очень хорошо, — похвалил Иванчев, — так и надо.

— Даже больше, товарищ Иванчев, — он обещал исправиться!

— Еще лучше!

— Вот я и говорю.

— Ладно, включим его восьмым пунктом.

Все согласились поставить восьмым пунктом помощь Масларскому. В душе я был не согласен, однако тоже поднял руку. Из-за какой-то мрази битый час потеряли! Драго крепко пожал мне руку, заявил, что я человек принципиальный.

Я вышел на улицу злой и недовольный самим собой. Получается, все, что я ни делал до сих пор, шло вразрез с моими собственными убеждениями. Даже Драго оказался сильнее меня. Хорошо, включили мы это предложение восьмым пунктом. Пусть торчит там, может, и впрямь спасем Масларского. Ну, а мне сейчас куда податься? Коллеги мои отправились выпить. Звали меня, но я отказался. Не имею права веселиться, потому что никчемный я человечишка…