Камен Калчев - Двое в новом городе

— Конечно, сходи к Векилову. Однако я завтра же переберусь отсюда.

— Почему?

Он в испуге поднялся, потом принял воинственную позу.

— Не могу больше жить в этом бардаке, — сказал я.

— Но я продезинфицирую…

— Нет. Подсчитай, сколько там с меня полагается.

— Прошу тебя, Масларский… Как это будет выглядеть? Получается, что я, Гюзелев, разгоняю постояльцев. Выходит, я виноват.

— Да нет же. Просто не могу я больше жить рядом с однофамильцем. По всему городу пройдет слух, что Масларского застали в общежитии с какой-то потаскухой. Вот и попробуй докажи, что это вовсе не я.

— Это легче легкого. Предоставь мне — я все улажу.

— Спасибо, но я не останусь. Приготовь счет.

— Масларский, умоляю!.. Нет, я тебя не отпущу!

Тем временем мы уже поднимаемся по лестнице. Пользуюсь случаем, припоминаю ему все безобразия, свидетелем которых я был. Не забываю и про тухлую брынзу. Он обещает завтра же выбросить кадки. А в туалетах распорядится вторично посыпать известью. Ванная будет постоянно открыта. Кстати, один замок уже сорван. Полагает, что это дело рук женщин. Он снимет и другие замки, и вообще круглые сутки будет горячая и холодная вода. Он сулится выделить мне отдельную комнату, даже показывает, какую именно. Сейчас ее занимает командировочный, какой-то директор. На все это я только морщусь. Он умоляюще глядит на меня, снова вспоминает про Векилова — дескать, Векилов — человек разумным. Но если я уйду, Векилов из этого сделает выводы.

— Нет, я не допущу этого!

В конце коридора звенит будильник. Его звон разносится по всему общежитию. Я останавливаюсь, в отчаянии развожу руками:

— Вот, еще и будильник…

— Нет, это не будильник. Это случайно.

— Как это случайно?

— Уборщица собиралась пораньше на вокзал.

— Какая уборщица, какой вокзал?

Он сбивчиво начинает рассказывать какую-то запутанную историю. Я отталкиваю его и быстро скрываюсь в своей комнате. Там тихо. Все спят. Гляжу на свою развороченную пустую кровать, а в голове проносится: «Векилов — человек разумный… Он простит…» Не раздеваясь, валюсь на койку и тут же засыпаю.

Все получилось именно так, как я предполагал: пошли разговоры, будто я вожу баб к себе в общежитие, развратничаю ночи напролет. Дескать, женщины все замужние, и я им делал подарки. Была среди них и одна девушка, на которой я-де обещал жениться… Все глазели на меня с любопытством, особенно женщины. Пробовал было объяснять, что речь идет вовсе о другом Масларском, — не верят.

Самое неприятное, что сорвалась обещанная гулянка. Ни тебе карпа, ни утки, ни белого вина. Впрочем, шут с ними, можно и без утки прожить. Лучше уж буду гнать свою норму — глядишь, кто-нибудь и о тебе скажет доброе словцо. Решил я замкнуться в себе, держаться с гордым достоинством. Как вдруг сообщают: «Векилов тебя вызывает». Поначалу струхнул малость, слишком свежи в памяти кое-какие воспоминания, но потом разобрало меня любопытство и я поспешил в Управление милиции. Страха я уже не испытывал. В самом деле, чего мне бояться? Как говорится, воробей я стреляный. Коли начнут читать мораль, молчать не собираюсь. Хватит, наслушался на своем веку.

С таким настроением и перешагнул я порог управления. Наконец-то я увидел Векилова. Он оказался на удивление худым человеком, лицо бледно-желтого оттенка, как у больного малярией, изрезано морщинами. Голова по-черепашьи торчит из широкого жесткого воротника. Глаза круглые, навыкате — уж не страдает ли он еще и базедовой болезнью? Я разглядывал его, как исключительно интересный случай в медицине. Насчет медицины в какой-то мере я не ошибся. Когда мы разговорились, выяснилось, что он — язвенник с изрядным стажем, еще в фашистской тюрьме «заработал» эту хворобу. Оказалось также, что мы с ним земляки — из соседних сел — и что в 1951-м он тоже пострадал, но теперь его вернули на прежнее место. Чувствует себя он здесь превосходно, несмотря на болезнь, от которой, кстати, постепенно отделывается.

— Почему не полнею? — повторил он мой вопрос. — Я и сам удивляюсь. На аппетит грех жаловаться. Вон мои коллеги — люди как люди: в теле, представительные, крепкие. Все с почтением к ним относятся. А меня, извиняюсь, считают несерьезным… Да, молодой Масларский… А тебя, значит, донжуаном прославили. Интересно. А почему бы и нет? Завидная слава!..

Он хлопнул меня по плечу, опустился рядом со мной. Я уже понял, что имею дело с добряком по натуре, которому не суждено засидеться на этом месте.