Татьяна Титова - Несовременные записки. Том 4

Вот и финны точно так же —
Можно заявить корректно —
Финны, пасынки культуры
И науки европейской,
Финны — сироты в Европе,
Призренные ей когда-то
Будто бы из милосердья;
Финны, близкие природе,
Как никто во всей Европе,
Могут послужить однажды
Западной цивилизации —
Дряхлой, хворой и стоящей
В тупике своих исканий
И на грани страшной битвы
С мусульманским грозным миром
(Чьи посланцы — террористы —
Уж давно наводят ужас
На неверных, с точки зренья
Их Аллаха, европейцев),
Могут эти Геки-финны
Для своей приемной матки,
Старой мачехи-Европы,
Выступить проводниками
В область тайнопребыванья,
В сферу мирносохраненья,
В тишину добрососедства
Со всем тем, что есть на свете —
Этом, том ли — все едино, —
В мир уюта и довольства
Простодушными вещами
И наличными телами,
В царство вечного покоя —
Что сродни должно быть Граду
Китежу из русских песен,
Лишь значительно обширней;
Ибо Суоми называют
Краем целой сотни тысяч
Водоемов, средь которых
Есть глубокие озера,
Дно которых льдом сокрыто —
Вечным льдом, что сохраняет
В неизменности живейшей
Все, что вглубь его попало.
Да, такое могут финны
Совершить благодеянье —
Ведь не зря ж в Европе века,
Так, шестнадцатого, скажем,
Иль семнадцатого даже
Слово «финн» на первом месте
Означало чародея
Северных чащоб дремучих
(Вспомним сказку Андерсена,
Где о Снежной королеве
Повествуется красиво,
Вспомним финку, что варила
Варево в своей избушке
И читала в длинном свитке
Колдовские заклинанья,
Приготавливая Герду
К встрече с Снежной королевой),
Да, сначала чародея,
А затем уж человека,
Для которого суомский
Был роднейшим из языков,
И который надлежащим
Этнотипом был отмечен:
Скулы, рост, телосложенье…

И на этом деле Финна
На земле Американской
В облике Гекль-Бери Финна
В славной книге для подростков
Можно бы поставить точку.
Но, коснувшись чуть повыше
Речью и энциклопедий,
Невозможно не отметить
Той средь них — американской,
Вышедшей в столетье нашем
Множеством томов объемных, —
Где о финнах суверенных
Сообщается, что это
Суть серьезнейшие люди,
Работящие на диво
И большие домоседы;
Также в той статье словарной
Есть немыслимая фраза
Для стилистики нейтральной
Всей такой литературы:
«Их (о финнах речь, понятно,)
Так называемые развле-
ченья и музыка…»,
Дальше и читать не нужно.

Странным образом похожи
В плане инто-национном,
В смысле интер-нацьональном,
Два еще упоминанья
Финнов у американцев:

У Фицджеральда в романе,
Названном «Великий Гэтсби»,
Есть служанка в доме — финка
Лет уже весьма преклонных,
Что смурна и молчалива,
А уж если открывает
Рот свой, то с одною целью —
Буркнуть что-нибудь ворчливо;
Поступь же ее трястися
И дрожать, и содрогаться
Заставляет как посуду,
Так и мебель в целом доме —
И хозяина в придачу…

А у Фолкнера (заметим
В скобках, что его фамилья
Начинается на ту же
Букву, что у Фицджеральда
И на ту же, что и слово
«Финн» в англоязычном,
Да и в нашем русском мире),
Да, у Фолкнера в романе
«Особняк», средь прочих типов,
Населяющих заштатный
Городок американский,
Есть два финна-эмигранта
Иль, вернее, иммигранта,
Два сапожника отличных
От других героев текста —
Мастер вместе с подмастерьем
Иль, сказать точнее, мастер
И ученичок прилежный;
Эти двое, не владея
В полной мере всем набором
Многозначности английских
Слов и смыслов и являясь
Разъединственными в этом
Городке особняковом
Членами американской
Партьячейки коммунистов,
Называли коммОниста-
ми себя (не зная,
Что в английском это слово
Означает человека,
Что на пустоши ютится,
На ничейной территорье,
Собственности своей частной
Не имея и в помине),
И никак не понимали,
Почему же к ним — двум стойким,
Двум серьезным коммунистам,
Двум борцам за справедливость
И за равенство и братство
Всех людей и всех народов —
Отношение сложилось
У людей особняковых
Как к бездомным двум бродягам,
Как к безродным двум дворнягам,
К приживальщикам убогим. […]

Нет же — коли поднапрячься,
Полистать в уме страницы
Знаменитых скандинавов,
То, по самой меньшей мере,
Два свидетельства найдется.
Эдвард Мунк, норвежец страстный,
Севернейший живописец,
Воплощение живое,
Инкарнация вторая
Леонардо, да, да Винчи, —
Проживая раз в Берлине
(Где мансарду разделял он
С земляком своим могучим
Скульптором П. Вигелланом),
Вел дневник своих исканий,
Наблюдений и раздумий,
И однажды написал он
В нем такое замечанье:
«Вигеллан ярится люто
И убить меня грозится,
Зол как финн — уйти придется
От него куда подальше».
Правда, может, переводчик
С языком оригинала
Слишком вольно обращался
И поставил это слово —
«Злой» — наместо слова «хмурый»
Иль «смурной», или «угрюмый»,
Или просто «отстраненный» —
Переводчики, бывает,
Вольничают дерзновенно,
Переводят стрелки смыслов,
Точно стрелки на дороге
На железной партизаны,
Поезда с врагом пуская
Под откос — в пучину моря
Иль на острые каменья…
Есть, однако, нам на счастье —
Иль, верней, на счастье финнов —
И свидетельство иное:
Гамсун Кнут, писатель датский
(Но нельзя сказать, что детский),
Современник Вигеллана
И почти что соплеменник,
Путешествуя в начале
Века через всю Россию
На Кавказ и в Закавказье,
Все описывал подробно.
Что случалось с ним в дороге,
И заметки путевые
Развивал, обогащая
Их писательскою мыслью,
Наблюдениями или
Просто острым, метким словом —
Как оно и подобает
Мастеру изящной прозы,
Столь же точной, сколь глубокой.
И в итоге книга вышла,
«Странствие в страну легенды»
Или что-то в этом роде
(В общем, по-суомски «матка» );
И в занятной этой книге
Гамсун много размышляет
О характере о русском
И дивится несогласью
Между тем, что написали
Классики самой России —
Пушкин, Гоголь, Достоевский —
О ее житье и быте,
Об особенностях важных
И тем пестрым матерьялом,
Что в избытке получал он,
Гамсун то есть, ежедневно,
Сталкиваясь напрямую
С фактами российской жизни;
Ну так вот, дивится Гамсун
Очень сильно поговорке,
Мол, «какой же добрый русский
быстрой да езды не любит» —
Ибо Кнут в делах извоза
В разных странах искушенным
Был ценителем и сделал
Относительно России
Вывод нелицеприятный:
Мол, ничем не отличают-
ся здесь русские от немцев,
Англичан или французов,
От самих датчан и шведов,
И слова той поговорки —
Просто выдумка, не боле,
Просто хвастовство пустое.
Молодечество и гонор.
Истинными ж лихачами —
Утверждает Кнут-датчанин —
Средь извозчиков в Европе
Могут называться… финны,
Ибо только лишь однажды
В своих странствиях по свету
Кнуту, как он сообщает,
Приходилось звать на помощь
Полицейского — то было
В Хельсинки, где дюжий кучер —
Финский парень деревенский —
Гнал без устали пролетку,
Запряженную лошадкой
Тоже финской, низкорослой,
Но чудовищно рысистой
И выносливой на диво;
Гнал, кнутом ее бичуя,
Будто белены объелся
Или пару мухоморов —
Как берсеркер перед боем —
Проглотил перед работой;
Гнал, не слыша даже криков
И команд остановиться,
Вылетавших на ухабах
Из гортани пассажира,
Перепуганного насмерть.
Или, может быть, ни капли
Горячительного зелья
Этот хельсинкский возница
В рот не брал перед работой;
Может быть все дело в том, что
Так спокойствием пропитан
От природы люд Суоми —
От покойной их Природы —
Что едва ли замечает
Разницу меж тем, что мчится
И стоит себе на месте,
Иль сидит, как изваянье,
Или в матке пребывает,
То есть, по-фински, в путешествьи;
Потому-то, знать, так много
Авто-гонщиков отменных
( Айайа — по-фински «гонщик»
Иль «шофёр» или «водитель»)
Появилось в нашем веке
На спортивных состязаньях
Среди финнов суверенных —
Что сидят себе в машине,
Как зародыш тихо в «матке»
Долгой, бережно хранящей,
И при этом — быстролетной…