Ян Папп - Направление — Прага

— Ох и околесицу же ты несешь, рябой! Ужасная ерунда! Ну и болтун ты! — одернул его дезертир Пало Грегор. — Мы за здравие, а ты за упокой! Кто сегодня думает о твоих генералах и маршалах, тот из них будет первым или другой. Сейчас речь идет о главном. О большой беде, о том, что идет война и все от нее страдают. Посмотри на русских! Что им там наделал этот убийца! А французов как этот урод растоптал! А с нами что этот ирод вытворяет! Против него мы сейчас должны все объединиться, как один. Свернуть ему шею, переломать кости, набить рожу, перегрызть горло, дубасить и бить до тех пор, пока душа из него не выйдет. Понимаешь, рябой! А будет ли мной командовать словак, русский или француз, мне все равно. Если меня что-то занимает, так когда мы уже начнем. Посмотри вокруг. Каждый хочет взрывать мосты, бить немцев, захватывать оружие, а не коптеть здесь, неизвестно чего ожидая; не знаю, как нас тут удержат. Не понимаю и зачем нас здесь удерживать. Ведь каждый потерянный день означает, что Гитлер продолжает терзать мир, а у нас эта свиная голова президентствует. Это, говорю прямо, для меня не все равно. Поэтому кончай ты свои разглагольствования. Оставь командиров, они уж как-нибудь сами разберутся.

Разобрались. И предложили: из советских пленных, сбежавших из Германии, из советских парашютистов и новых добровольцев создать 1-ю партизанскую бригаду имени генерала Штефаника. Из двух рот, диверсионной и минерской групп, разведки, штабной роты, вспомогательных подразделений, на две трети состоящих из словаков. Во главе их поставить офицеров Советской Армии. Черногорова, Ляха, Суркова, Высоцкого, Солошенко, бог знает, как их всех звали. В нее включили и французов. Соединение французских бойцов, как сами они решили назвать свою часть.

Из словаков, которые остались у Жингора, образовали 2-ю партизанскую бригаду имени генерала Штефаника, пополнив ее новыми бойцами.

А командиры?

1-й бригады? Ну, конечно, Величко Петр Алексеевич. Родился в 1911 году в Казахстане, в Талды-Кургане Алма-Атинской области, отец — учитель. Окончил высшую экономическую школу, действительную военную службу проходил в Ульяновском танковом училище, которое окончил в звании лейтенанта. После гитлеровского нападения — слушатель ускоренных курсов академии имени Фрунзе для офицеров десантных войск. Потом бои под Москвой, на этом фронте за год стал гвардии старшим лейтенантом, с начала 1943 года — командир диверсионного отряда, выброшенного на Украине, спустя полтора года снова в Москве. За боевые заслуги награжден орденами Красной Звезды, Великой Отечественной войны I степени, Красного Знамени. Летом 1944 года направлен в Украинский штаб партизанского движения. Шестого июля вылетел в Словакию в качестве командира организационно-разведывательной группы, состоявшей из одиннадцати человек.

А командир французского соединения?

Конечно, лейтенант Ланюрьен, родился в 1915 году в Сен-Серване, в старой бретонской семье, отец — пехотный генерал, тяжело ранен на германском фронте во время первой мировой войны, награжден высокими наградами, включая наивысшую — Военный крест. Четверо братьев. В 1936 году окончил известную военную академию в Сен-Сире, потом учился в военной кавалерийской школе в Сомюре. Мобилизация 1939 года застала его лейтенантом 5-го кавалерийского полка, с которым он уходит на фронт. Участвует в боях на севере Франции, в Арденнах и на Сомме, отступление в Сен-Валери, где вместе со своей частью попал в плен и отправлен в лагерь Виденау.

А командир 2-й бригады?

Естественно, Жингор, словак, поэтому его и представлять не надо было.

— Что правда, то правда, — говорил вечером рябой, — толково все сделали, честь и хвала! Хорошо распределили.

— Кончай ты уж со своими сплетнями! — оборвал его дезертир. — Видно, не был ты в армии. Солдаты о таких вещах не говорят. Никогда. Как решили, так и будет! Слишком долго ты учился, рябой! Заучился.

— А ты вправду думаешь, так запросто они между собой поделили функции? Ведь ты же слышал, что сказал Величко о французах, когда встретились в первый раз. И это-то знаем только потому, что сказал. А что думал? Что не договорил? Ведь думать мог о чем угодно. О Бородине или о Севастополе. Даже о толстовском Карпушке, который подтрунил над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся; что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Или о царице Екатерине, которая писала о французском после: «Француз! А это для меня хуже собаки!»