Один газетчик, суетливый, как и все газетчики, нечто вроде Потамиани, но только консервативных взглядов, менее начитанный и тертый, чем грек, по имени Бомбонел Зизин, человек с прошлым, из обедневших бояр, живущий между картежным и политическим клубами, лысый, осунувшийся от бессонных ночей, проводимых за игрой в баккара, шнырял в своем элегантном сюртуке по дому, разнюхивая, нет ли чего сенсационного для газеты. В конце концов он подкрался к Янку и стал ему нашептывать на ухо:
— Господин Янку, вы ведь многое знаете и много можете рассказать! Нет ли у вас чего-нибудь такого, что разорвалось бы как бомба у катафалка покойника?
Янку недоверчиво и даже с упреком взглянул на него.
— Нет, нет! Вы неправильно меня поняли! — поспешил объясниться газетчик. — Черт побери, я ведь тоже консерватор! Наоборот, нам нужно что-то возвышенное, прекрасное, такое, чего еще не бывало! Может, покойник выразил последнее желание, сделал какой-либо дар, произнес слово прощания!
Урматеку на мгновение задумался. Взглянув на людей, толкающихся у выхода, он заметил кругленькую фигуру прокурора Ханджиу и вспомнил о прошении Тыркэ. Пошарив в кармане, он нащупал бумажку, на которой была записана резолюция, продиктованная Стате Якомином.
— Посмотрите! Это последняя резолюция, которую наложил бедный барон Барбу, царство ему небесное! Сами увидите, что это был за человек! Никто его по-настоящему не знал! — шепнул Янку на ухо газетчику и незаметно для всех вложил в руку бумажку.
Урматеку мгновенно сообразил, что для пущей уверенности совсем неплохо опубликовать резолюцию в газете, придав ей вид завещания.
Бомбонел Зизин пробежал глазами несколько строчек и радостно захрюкал за спиной у Янку.
— Замечательно, господин Янку! Замечательно! Это была великая душа, да будет милосердным бог к нему и к вам.
Спустя несколько часов все консервативные газеты вышли с набранными крупным шрифтом заголовками статей: «Барон Барбу умер, восклицая: министерство юстиции никогда не ошибается!», «Страна и партия потеряли великого человека, просвещенного юриста!», «Последняя резолюция бывшего министра юстиции!».
Ниже мелким шрифтом следовало: «Благодаря подлинной человечности восстановлена справедливость по отношению к несчастному служащему!», вслед за чем, не упоминая имени Тыркэ, рассказывалась его история и излагалась юридическая точка зрения барона.
Это был сокрушительный ответ на все подлые выпады либеральных листков и особенно на злобные статейки Потамиани. За усопшим стали вдруг числиться такие до сих пор неведомые поступки, что барон Барбу, не успев покинуть мир, мгновенно вырос в глазах как своих соратников, так и противников. А Янку Урматеку со спокойной совестью счел, что после смерти барона он сумел воздать ему за все, что тот сделал для него при жизни.
Прошло полтора месяца после смерти барона Барбу. Несмотря на пышные речи, произнесенные на его торжественных похоронах, имя Барбу начало постепенно забываться. Его еще вспоминали домница Наталия, сидя зимними вечерами среди картин и клеток с птичками в своей маленькой гостиной, да кукоана Мица, думая, что этим она доставляет удовольствие мужу.
В родовой особняк на Подул Могошоайей теперь переселился Буби с Журубицей, и вся жизнь в доме пошла совсем на другой лад. Застолья теперь устраивались у них, а в пустовавших при старике конюшнях стояли две пары лошадей — одна белая, другая караковая, ржанье которых слышно было издалека. Их купила Катушка, Буби даже не подозревал об этом ее намерении. Тут ей помог все тот же Гунэ. На базаре в Оборе, где они переходили от одного барышника к другому, выбирая лошадей, Катушка неожиданно столкнулась с Иванчиу. Заметив его, она сделала вид, что не видит его. Торговец, однако, увязался за ней. Обходя лошадей, которые рыли копытами землю и трясли недоуздками, Иванчиу пробирался через толпу, догнал-таки Катушку. Даже не поздоровавшись, он схватил ее за руку, повернул к себе, плюнул ей под ноги и не торопясь отправился дальше покупать кобылу с жеребенком для своего лесного склада. Журубица испуганно огляделась вокруг: не видел ли этого Гунэ. И когда уверилась, что молодой человек внимательно осматривает копыта у каракового жеребца, глубоко вздохнула, приосанилась, подняла упавшую муфту и весело зашагала, ослепляя всех улыбкой, стараясь отойти как можно дальше от Иванчиу.
Спустя неделю после похорон Буби вызвал Урматеку и попросил его дать полный отчет о состоянии дел, что и было выполнено. С той поры они больше не виделись. Время от времени до Янку доходили слухи, что жизнь в боярском доме пошла совсем иная. Будь Буби один, он не расстался бы с Урматеку. Но Катушка требовала этого во что бы то ни стало, затевая разговоры на эту тему по любому поводу. В конце концов Буби сдался. И началась новая жизнь!
Читать дальше