Велько Петрович - Избранное

Матич явился облаченный во фрак, который сковывал его движения, словно панцирь. Его круглое, пышущее здоровьем лицо, оттого ли, что он гладко выбрился, или от волнения, было совсем белым.

Он говорил спокойно, но в его голосе слышались нотки, ясно говорившие, что вся эта церемония нагоняет на него смертельную скуку. С трудом подбирая слова, он сказал, что цель его визита им, очевидно, известна. Он пришел просить руки Мумицы. «Вот так штука! — подумал вдруг он. — Ведь в столь торжественный момент следовало бы называть ее полным именем». А оно, как нарочно, вылетело у него из головы.

Катарина, как было заранее условлено, дрожащим голосом ответила, что его поступок удивляет ее, что Мумица еще ребенок (тут Матич едва удержался, чтоб не рассмеяться), что мысль о ее замужестве им еще и в голову не приходила и они не могут отдать свою сестру человеку, чей характер и взгляды на жизнь и на брак им неизвестны. Они должны как следует изучить его, а на это требуется время.

Матич начал заметно нервничать. Он был человек деловой и не терпел ни малейшего отлагательства в осуществлении принятых им решений.

— Помилуйте, что же тут еще узнавать? Вы же знаете, кто я такой, кто мой отец, чем я буду заниматься. Мумицу я люблю, она меня тоже, я прошу только ее, ни денег, ни другого приданого мне не нужно. Так к чему же усложнять такие простые вещи?

Катарина и Вукосава воззрились на Ангелину, которая, по их общему мнению, унаследовала отцовский ум.

Та поджала свои и без того тонкие губы и тоном глубочайшего презрения заговорила:

— Так, так. А продумали ли вы как следует, что такое брак, какие обязанности он налагает, сколько требует нравственных сил, серьезности и ответственности? Достаточно ли вы тверды духом, чтобы нести ответственность за счастье другого, такого чистого существа? Нет, нет, сударь, жизнь — вещь очень серьезная.

— О господи! Но ведь я, кажется, не молокосос какой-нибудь!

— О, пардон. Вот видите, какой вы горячий. А знаете ли вы, что основой брака является терпение? Может быть, вы сейчас решились на брак точно так же, как решаются на какую-нибудь тяжбу, исход которой заранее неизвестен. Но мы, сестры, заменяющие ей и отца и мать, не можем поступить так легкомысленно и отдать ребенка в руки незнакомого человека. Нет, мы должны хорошо узнать вас, прежде чем дать свое согласие.

— Простите, но ведь Мумица согласна, позовите ее сейчас сюда и спросите!

— Нет, нет! Мумица у нас так воспитана, что ее желания всегда совпадают с нашими. И потом, неужели вы думаете, что мы своего ребенка отпустим от себя? О, этого никто не вправе от нас требовать! Это невозможно! Она всегда должна быть подле нас. Ведь она нежный цветок, такое еще дитя, золотое наше дитя, — мы были бы без души и не выполнили бы клятву, данную матери, если б пустили ее в жизнь одну с чужим человеком.

— Э, сударыни, вы уж меня извините, но это просто невероятно! У вас какие-то странные понятия! Жена должна повсюду следовать за мужем. Я вам очень признателен и благодарен за ту нежность и любовь, какою вы ее дарили, обещаю и впредь относиться к вам с глубоким почтением, мы будем приходить к вам в гости, но ведь не можете же вы не согласиться с тем, что конторе и жене положено быть в одном месте.

— Ах, вот вы какой! Да вы настоящий тиран! Мы так сразу и подумали, что Мумицу вам доверить нельзя.

Матич уже порывался встать и дать волю кипевшему в нем глухому раздражению, как вдруг в гостиную вбежала Мумица. Сестры остолбенело уставились на нее, а Матич раскрыл было рот, собираясь что-то сказать, но она сделала ему знак молчать.

— Теперь я знаю, кто здесь ребенок! Сами вы дети, если так говорите! Да и вы, господин Матич, недалеко от них ушли, раз так несдержанны. Все вы меня любите и желаете мне добра, и уж если речь идет обо мне, то позвольте и мне сказать свое слово.

— Мумица!

— Постойте!.. Вы, господин Матич, просили моей руки, потому что любите меня, не так ли?

— Да.

— Хорошо. Вы имеете какие-либо серьезные возражения против господина Матича?

— Но, Мумица, что это ты вдруг так!.. Grässlich! [19] Ужасно! (нем.)

— Значит, не имеете! Я тоже согласна, и делу конец. А теперь давайте спокойно побеседуем.

— Ах, Мумица, и где ты такого набралась?

Матич вскочил и поцеловал ей руку, а она, чуть покраснев, с блестящими от слез, но улыбающимися глазами, кинулась обнимать и целовать сестер.

— Ведь он любит меня, сестрички, как и вы, я буду счастлива, ну поцелуйтесь же!