Джонатан Кэрролл - Деревянное море

— Когда доживешь до моих лет, малыш, ты еще получше придумаешь.

Он усмехнулся, и тут кусок желтоватого блинчика с синей начинкой упал с его вилки. Паулина ущипнула меня за бок.

— Какой ты вредный. Он от чистого сердца сделал тебе комплимент.

— Ты права. Положи снова голову мне на плечо. Это так приятно.

Паулина послушалась. Я еще раз взглянул в окно, проверить, не упустил ли чего минуту назад.

— Куда подевались качели?

— Какие качели? — полусонным голосом пробормотала Паулина.

— Смотрите, смотрите, дядя.

Я уже говорил, что наш дом прежде принадлежал семье моего приятеля детства Сэмюэла Байера. В дальнем углу их двора стояли качели, потихоньку ржавевшие. Люди, у которых я купил этот дом, от них избавились. Но поскольку на наш задний двор сегодня утром вернулись шестидесятые годы, качели оказались на своем привычном месте — рыжие от ржавчины, печально неподвижные. Сколько ребятишек взмывали на них под самые небеса в те счастливые годы, когда мы были детьми. Минуту назад, когда я разглядывал двор, качели были на своем месте в дальнем углу двора. Теперь они исчезли.

— Джи-Джи, что происходит?

— Смотрите-смотрите.

— Мать моя!

— В чем дело, Фрэнни? — забеспокоилась Магда.

— Можно мне еще блинчиков, тетя Магда?

— Конечно, зайчик. Ты не заболел, Фрэнни?

— Нет-нет.

На заднем дворе исчезли уже не только качели. На моих глазах там менялось все, хотя и не так быстро, как при перемотке видеопленки. Но если ты, не отрываясь, несколько секунд смотрел в одну точку, то видел, что все вокруг нее так или иначе меняется. За тем местом, где раньше были качели, стоял деревянный забор. Несколько месяцев назад мы с Джонни Петанглсом потратили все воскресенье, раскрашивая его в кирпичный цвет. В шестидесятые, когда здесь жили Байеры, забор был белый. Он и был белым несколько минут назад, когда перед ним еще стояли старые качели. Теперь они исчезли, а забор сделался зеленым. Постепенно этот цвет сменился на ярко-синий, потом на белый, потом зеленый, но уже другого оттенка, и, наконец, на кирпичный. Когда я покупал дом, забор был белым. Я его покрасил в зеленый цвет того, второго, оттенка и только недавно покрыл его красным. Менялся не только цвет забора — менялись и вещи вокруг него. Первым, что бросилось мне в глаза, был оранжевый цветочный горшок, висевший на какой-то штуковине, похожей на черную вешалку, прикрепленную к вершине забора. Оранжевый горшок на белом заборе. Забор стал из белого зеленым, а горшок исчез. Появился прислоненный к забору и исчез серебристый велосипед «Би-эм-экс». Можете себе представить? Возник и растворился в воздухе коричневый баскетбольный мяч. Желтый трехколесный велосипед с толстыми шинами. Щелк-щелк-щелк — все это появлялось на несколько коротких мгновений, а потом исчезало.

Не в силах оторвать глаза от этого шоу с ускоренной перемоткой, я спросил Паулину, видит ли она тоже.

— Что именно?

— Как там все меняется. — Я ткнул пальцем в окно. — Видишь серебристый велосипед? Смотри: раз — и нет!

Паулина ткнула меня в бок.

— Какой такой велосипед? Что ты несешь?

Я бросил взгляд на Джи-Джи. Он мотнул головой и сказал одними губами:

— Она не видит.

Я разочарованно вздохнул и снова уставился в окно.

— Мать моя!

— Что это ты заладил, Фрэнни?

То и заладил — в течение, может, секунд пяти я видел моего дружка Сэма Байера лет этак пятнадцати, он стоял у забора в чем мать родила и писал. Кажется, я расхохотался и открыл рот, но времени подумать об этом у меня не было, потому что Сэм тут же исчез. На лужайке возник дешевенький надувной бассейн. В нем резвились двое малышей. Резвились-резвились, да и растворились в воздухе.

— Это глупо! — сказала Паулина и выбежала вон. Чуть позже раздался телефонный звонок. Магда пошла ответить. Джи-Джи встал у меня за спиной.

— Они возвращают внешний мир в настоящее время. Но им приходится делать это медленно, как ныряльщик, который поднимается с большой глубины. Поэтому я тебя торопил — надо было вернуться сюда, пока это не началось. Им нужно исправить то, что насрал Астопел.

— И пока мы в доме, с нами ничего не может случиться?

Он помотал головой.

— Но окажись мы снаружи…

— И нам бы не поздоровилось. Видимо, это и произошло с татуировкой Паулины.

История моего заднего двора за несколько минут. Тридцатилетняя история Крейнс-Вью за несколько минут. Что происходило в городке, пока мы тут смотрели из окна? Я бы все на свете отдал за то, чтобы находиться в эти минуты на Мейн-стрит!