Джонатан Кэрролл - Деревянное море

— Том! Что ты тут делаешь в такую рань? Том?

Мисс Гарретсон знакома с моим отцом? Настолько близко, что зовет его по имени?

— Вики! Привет! Между прочим, я мог бы и тебя о том же спросить.

Вики ?

Она молча остановилась и сцепила руки в замок, разглядывая меня. У нее были толстые губы, покрытые, как штукатуркой, темной помадой. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить: она ждет, что ее формально представят или что мы оба встанем, как истинные джентльмены. Отец и в самом деле встал, а я остался сидеть.

— Вики Гарретсон, это Билл Клинтон.

Кивнув, я одарил ее подобием улыбки. Она окинула меня оценивающим взглядом. Я мысленно перенесся на сорок лет назад, когда ее взгляд имел совсем иной смысл: застегнута ли молния на моих древних брюках, не вымазал ли я во время завтрака джемом свою футболку Клуба Микки Мауса.

— Вики работает учительницей в нашей школе.

— Теория музыки и хоровое пение, — с гордостью соврала она. Единственная теория, которую преподавала эта бабенка, гласила: «Вынь-ка, мальчик, палец из носа и читай ноты». Но мне это понравилось — мисс Гарретсон лжет, чтобы произвести на меня впечатление.

— А вы чем занимаетесь, мистер Клинтон?

— Билл — политик, — восхищенно сообщил ей мой отец.

— Ой, как интересно. Позвольте присесть?

— Конечно же, Вики.

Он указал ей на сиденье, и она взгромоздила туда свой внушительный зад.

Мы немного поговорили о всяких пустяках. Мисс Вики была занудлива и целиком поглощена собственной персоной. Было видно, что она влюблена в звук собственного голоса, в восторге от собственной жизни. Но я не очень-то вслушивался в то, что говорилось, а как завороженный наблюдал за безмолвным диалогом их тел, который проходил параллельно с нашей беседой. Мне не составило труда прочесть все между строк. И когда я прочел, то стал ухмыляться как сумасшедший — видок у меня наверняка был более чем странный. Потому как было ясно, что Том Маккейб паркует свой тощий «пинто» в гараже у Вики. Их разговор изобиловал интимными шуточками и недомолвками, пылкими взглядами и как бы нечаянными упоминаниями об общем прошлом. Я уж не говорю о сильных электрических разрядах, то и дело проскакивавших между ними. Значит, отец трахал мою прежнюю училку по музыке! Они и не думали таиться, потому что — ну кто я был для них? Посторонний, которого они повстречали в закусочной и вряд ли когда-нибудь увидят вновь. Что-то вроде соседа в самолете или человека, с которым заводишь разговор на вокзале в ожидании запаздывающего поезда. Единственное, что меня в их глазах отличало от подобных случайных собеседников, так это мое внешнее сходство с сыном Тома, который много лет назад был учеником Вики.

Стоило этому яичку шлепнуться на раскаленную сковороду моего сознания и начать там поджариваться, как за ним последовало второе: с чего это мой отец выходил сегодня в такую рань из дверей того дома напротив? Неужели у него и там любовница, которую он посещал во время очередного приступа бессонницы? Тайная жизнь Томаса Маккейба. Мой отец — мистер Респектабельность: полуботинки от Флоршейма, костюм от Роберта Холла, порция виски перед обедом — и ни капли больше. Налоги, взносы, поздравительные открытки — без единой задержки. Моя мать не могла узнать его в толпе. А он, оказывается, делал ва-ватуси с моей бывшей учительницей музыки, а может, и с другими. Ну и ну! Удивительная штука жизнь! Мне хотелось его обнять и станцевать с ним джигу. Я от разных людей слышал, каким ужасным потрясением было для них, когда они узнавали, что их родители изменяли друг другу. Я был очарован. Мне хотелось знать подробности — все до йоты, в полном цвете и со стереозвуком. Крейнс-Вью — маленький городишко, у стен есть и глаза, и уши. Может, эта странная парочка потихоньку снимает себе номерок в «Холидей Инн» в Амерлинге, захватив бутылочку дешевого шампанского, сборник любовной лирики Рода Маккюна и транзистор, чтобы слушать «Болеро» Равеля? Мне хотелось обнять отца. Или хоть похлопать его по плечу, но в данной ситуации об этом не могло быть и речи. Мне нравилось то, что я узнал, и мне нравился он. Еще более странно, но из-за всего этого я вдруг почувствовал, что стал больше любить и свою мать, которая ошибалась на сто восемьдесят градусов насчет своего любимого спутника жизни. Ма, да он же настоящий кобель !

— Том, мне, пожалуй, пора. Рад был с вами познакомиться.

Мы встали и пожали друг другу руки. Я вспомнил, рукопожатие у него всегда было слабым — ничего за эти годы не изменилось. У меня слезы на глаза навернулись. Обменяться рукопожатием с собственным отцом. Если ты его любишь, то что может быть лучше? А я его любил. Я молча поблагодарил его за любовь и долготерпение. За то, что он мирился с жутким, невыносимым сыном, который причинял ему страдания и беспокойства без малого два десятка лет. Мне хотелось сказать Тому Маккейбу: я твой сынок, Фрэнни-воришка, отпетый негодяй, которого ты должен был возненавидеть, но ты до этого не дошел, потому что ты хороший человек. Но теперь со мной все в норме. Я не пошел по дурной дорожке, отец, и я в порядке.