Хэрриет Эванс - Сад утрат и надежд [litres]

– Я постоянно говорю с ней.

– Понятно. – Он удивленно поднял брови.

– Можешь ты мне сказать вот что – знаешь ли ты о ней что-то, что, на твой взгляд, следовало бы знать мне тоже?

– Не думаю, что я должен тебе это рассказывать, Джульет, правда. – Он похлопал по кузову фургона и отошел в сторону. – Ладно, скоро увидимся, пока, – крикнул он, когда машина тронулась с места.

Проезжая по узкой улице, Джульет увидела, как Зейна высунулась из окна с вытаращенными от удивления глазами. Она с трудом переборола себя, ей хотелось остановиться посреди дороги, подъехать к ее дому, просто чтобы обняться с ней, почувствовать, что ее кто-то искренне любит. Улыбнуться ей и сказать: «Ты представляешь, что он вытворяет?»

Она надеялась, что в Соловьином Доме станет уютнее, когда она привезет туда детские вещи, но, даже когда они рассеялись по комнатам, все равно они казались чужими, инородными – пластиковые куклы, Лего и Дупло сразу потерялись, маскарадные костюмы выглядели слишком грубыми. В таком старинном доме были бы уместными более качественные вещи, например, плетеная корзина, а не хилая икейская картонка. Там, дома – в Лондоне, у всех были такие же игрушки в их тесных квартирах. Там, в Лондоне, все и всё были одинаковыми.

– Айла, пожалуйста, кушай. Через пять минут надо уезжать.

– Но я не хочу «Чириос». Я ненавижу «Чириос». Я хочу батончики «Уитабикс».

– Ты всегда говорила, что ненавидишь «Уитабикс». Поэтому я и купила «Чириос» в честь первого школьного дня.

– Они слишком сладкие. Меня от них тошнит . Да, по-настоящему тошнит, мамочка. Потому что они слишком сладкие.

– Ох. Слишком сладкие. Сядь.

– О’кей, Санди. Айла, тебе нужно хоть что-нибудь съесть. День впереди длинный и тяжелый. Подумай сама, сможешь ли ты играть с твоими новыми подружками, если у тебя будет громко урчать живот.

– Мой… Ж-живот не б-будет урчать, мамочка… – Айла громко зарыдала. – Н-не г-говори так!

– Ох, доченька… – Джульет торопливо бросилась к девочке вдоль длинного стола. – Айла, миленькая, извини, я сказала глупость – Санди, не маши рукой, ты опрокинешь – НЕ НАДО, Санди! – Ох, сынок, мама нечаянно крикнула на тебя – о боже, Мэтт!..

Наступило неловкое молчание.

– Глупая мамочка, – сказала Айла. – Ты уехала от папы. Его тут нет.

Она вытерла нос великоватым красным свитшотом с эмблемой школы – дубом на белом поле. Джульет вздохнула.

Хрупкая Айла не походила на первоклассницу, ей бы ходить в детский сад вместе с Санди.

– Вы увидитесь с ним на следующей неделе. Он свозит вас куда-нибудь.

– Почему нам надо так долго ждать? Мамочка, пожалуйста, давай съездим домой в эти выходные!

– К сожалению, не получится, доченька.

– Потому что ты увезла оттуда все наши вещи? Я могу спать на полу, честное слово, – сказала Айла, широко раскрыв глаза.

– Доченька, мы не можем там ночевать. – Джульет отгрызла заусенец, оторвав его от ногтя. На его месте выступила крошечная капелька крови и сверкнула в луче солнца, глядевшего в окно. Она вытерла палец об уже загрязнившиеся джинсы. – Просто… сейчас там у папы поселились жильцы. Так что он встретится с вами где-нибудь по дороге в Лондон, и вы с ним весело проведете день.

– Что?

– Хотю играть в кукольный домик.

– Нет, Санди. Кушай тост.

– Не хотю тост. Хотю «Чириос».

– О господи! Би! Доченька! Ты готова? Мы должны выехать через пять минут! Айла, лапушка, хочешь еще тост?

– МА, Я НЕ ХОЧУ ТОСТ! – закричала Айла так громко, что даже захрипела. Потом наступила тишина, и слова эхом отскочили от стен столовой. Айла встала и зашагала к двери, стараясь, чтобы ее ноги как можно громче топали по массивному деревянному полу. Джульет выглянула в сад. Там были заметны плоды ее утренних трудов. Надо будет купить какие-нибудь недорогие луковичные. Еще она наведет порядок в сарае. Посмотрит, не остался ли в земле картофель. Потом надо будет сходить в библиотеку и завести на девочек карточки. Купить изоленту, батарейки, новые грабли. И лампочки. Проверить электрический щиток – кажется, там неисправны четыре автомата. Позвонить Онор. Позвонить матери Мэтта. Купить побольше носочков.

Санди все еще сидел за столом, размазывая мюсли по столешнице.

– Все хорошо, малыш? – Она ласково погладила его по непослушным льняным кудрям. Он кивнул, не очень понимая вопрос.

– Хотю слезть, – сообщил он, соскользнул со стула и выбежал в коридор, крича: – Айла! Айла?

Из всех детей только Санди безропотно адаптировался к жизни в Соловьином Доме. Казалось, он не замечал отсутствия отца. Джульет купила ему красные резиновые сапожки, и ему нравилось возиться в саду, смотреть, как она подрезала кусты, подвязывала растения, сажала в землю семена. Он любил забираться в Заросли, не боялся ни мышей в гостиной, ни постоянных дождей, ни одиночества в пустом доме, населенном, как казалось Джульет, призраками, которые постоянно наблюдали за ними.