Владислав Баяц - Хамам «Балкания»

В то же самое время архитекторы Синана закончили спроектированные им караван-сарай и безистан у подножия белградского Холма для размышлений. Менее торжественные, эти строения выглядели в городе как две красавицы, от которых никто не мог отвести взгляда. А многие пошли еще дальше. Жители Белграда стали нарядно одеваться, отправляясь полюбоваться ими: эти строения освободили их от давней привычки нарядно одеваться дома, а не при выходе из него. С помощью красоты они победили прежнюю гордую привычку не красоваться перед османами. Теперь они желали показать себя во всей красе. Строения пользовались успехом, они стали известны всей Европе: не было ни одного путешественника, который не описал бы их в своих сообщениях, статьях или путевых заметках.

Синан привез Мехмеду копию доски, висевшей над входом в белградский сарай, текст для которой придумал его друг и поэт Мустафа Саи Челеби: «Ушли все те, кто ночевал в этом караван-сарае».

И тогда Баица стал называть Белград городом, поддразнивая Синана, который любил порассуждать о разнице между, скажем, селением, чаршией, махалой, поселком и кварталом.

Синан, закончив работы, спросил его:

– Чего же ты все-таки добился, построив от своего имени здания в двух городах ?

У Баицы ответ на это был готов:

– Теперь я могу смотреть на твое творение здесь и думать, что я там . И наоборот. Разве это не замечательно?

– Да. Плохо, если бы это просто утешало тебя.

Пять лет спустя они возобновили этот разговор.

Баица попросил Синана построить для него еще одну мечеть, которая должна была быть немного больше, чем предыдущая, на истанбульском Азапкапи. И одновременно выстроить прекрасный каменный мост в Боснии, на Дрине, у Вишеграда.

Подготовительные работы затянулись, но мир увидел еще два прекрасных строения, осуществленные благодаря замыслам, эмоциям и стараниям двух товарищей [71]. Синан никогда прежде не видел друга таким довольным и потому спросил, не кажется ли ему, что Баица исполнил свои самые заветные мечты.

Мехмед подтвердил это, но сказал, что у него есть еще одна просьба:

– Наибольшую радость за всю мою жизнь, не считая детей, доставил мне ты. Потому я и решил доверить тебе еще одну свою тайну, хранителем которой ты должен стать.

– Неужели какое-то предчувствие заставляет тебя сказать мне об этом?

– Именно так. Мне не повезло родиться раньше, вместе с тобой, и мне не доведется пережить тебя. Хотя, я должен радоваться и этому своему возрасту. Тебе уже сейчас почти девяносто и, похоже, ты будешь жить вечно! По этой причине я и доверяю тебе свою тайну. Итак, ты знаешь мою молодую супругу Эсмахан, дочь султана Селима, внучку султана Сулеймана Великолепного, которого я называю Государем Века, и султанши Хасеки Хюррем, которую я зову Роксоланой. Так вот, вскоре она останется вдовой, и пусть она после моего ухода будет самой обеспеченной женщиной. Надеюсь, ни один из моих друзей не оставит ее без внимания! Ей по-прежнему нельзя иметь детей мужского пола, поскольку они являли бы опасность для престола. Но я не мог ее, такую молодую, лишить радостей материнства, и она тайно родила мне сына. Да, он жив и здоров! Я оставил его в семье, вот он сейчас изображает перед нами прислугу. Его имя – Ибрагим, я зову его Йованом. Вот я и хотел, чтобы ты знал об этом. Пожалуйста, присматривай за ним. Это не составит тебе труда. Ты ведь со своей толпой детишек, пятью дочерьми и двумя сыновьями, навострился в этом. Курд и Хасан давно уже самостоятельные люди, и я не беспокоюсь за них. Ах да, я их тоже называю другими именами.

Синан только казался удивленным. Но таковым не был.

– Значит, ты решил вовремя озаботиться, хотя, как я вижу, ты жив, но все равно хочешь оставить после себя и детей, и дома, и победы, и благодеяния… А теперь я должен получить от тебя и завещание. Хотя, должен признаться, это мне надо тебе его оставить.

– Ты все шутишь, но я все-таки оставил тебе несколько слов, которые стоит прочитать, когда меня больше не будет. Я знаю, что ты с Саи Челеби готовишь книгу с описанием всего сделанного тобой и, возможно, с завещанием. И тут тебе повезло обзавестись пишущим товарищем, так что он сможет изобразить тебя в самом выгодном свете. Я же оставлю себя разным толкователям.

– Хорошо, я понял. И ты издеваешься над моим характером. Но почему бы нам не сэкономить время? Взял бы да и рассказал о том, что ты для меня написал. На смертном одре наверняка ведь не успеешь, да и я могу оказаться в отъезде. К тому же я не люблю читать письма мертвых друзей.